Шрифт:
Закладка:
В погосте при Немчиновом торге со всеми оправившимися сам князь речи вёл. Не юлил, прямо сказывал. Люди вы мол вольные, силком держать никого не буду. Ежели хотите в Кострому возвращаетесь, а прочих к себе в дружину возьму до первоцвета[iii]. Платить серебром буду справно, а кто проявит себя лучше прочих, ещё и доспех подарю. А доспехи у княжих воев такие, что наши гридни и без платы за это богатство весь год готовы работать. Кормили же тута справно. Щи, али борщ с мясом через день, рыба добрая, котлеты и прочая вкусная диковина. Хотя на торге было немало гостей, дураков идти взад не нашлось. Где ещё таких диковин взять то? Потому, собрав малый совет дали ответ — до весны служить будем, и на том крест целовали.
Определили меня с Мироном в третью артель что занммалась чудным, нити из уклада по веткам тянула округ Онеги. Зачем сие надо сперва не разумел. После же, догадался. Волхование! К нитям сим ящики малые прикладывают с очельем на уши и вроде как писк мышиный оттудова слушают, после чего пишут в грамоту черты и ризы. Язык тайный, навроде того, что вои в дальнем дозоре меж собой умышляют, но токмо куда хитрей.
Работали так: в ночь трое больших саней грузят нитями в мотках, доской и бревном тёсанным, крюками, горшками и прочим добром, поутру к берегу едут, оттудова в лес ешо версты три. Одна артель вправо идёт, вторая, значится, влево. Мужики белозерские просеку валят и рубят ряжи со столбами, кои мерины по снегу за собой тащат. Нити те проводом зовутся и наматывают их на горшок малый, стеклянный! На древа высокие ставили доски, тертые с крюками. Бывало, крепили такую к одному древу, а бывало и меж двух или на столб. Обычно всё же старались нить упрятать так, чтобы снизу не видать и между тем ветками при ветре не зацепило. Брали с собою туры и лапы железные. С ними молодые мужики забирались на древа и лапник срезали. Имелись лестницы козловые и раздвижные, ножницы, топоры на длинной ручке и иной инструмент.Однако же, ничего хитрого тута не узрел Взломень. Расчистив десяток пролётов, провод подтягивали к крюку. После чего на него наматывали просмоленную паклю и вкручивали горшок, округ которого, в свою очередь, фиксировали проволоку.
При каждой артели шатёр с печкой железной, сокачий[iv] и лекарь. При артели есть хлебово горячее и сбитень, хлеб и крутой кипяток, а что ешо для работы надобно? Коли треба можно заночевать и в лесу и даже по нужде все батраки ходили в малую кибитку, что поразило Взломеня до глубины души. Ладно руки мыть, но ставить печурку-щепотницу в отхожее место? В его голове это не укалывалось.
Возвращались на Онего затемно и утром всё повторялось заново, а ежели чего случится, на то имелась коробка с трубкой ведовской. Поначалу Взломень её спужался, думал духи али демоны какие сидят в коробке и голосами человечьими разговаривают. Однако-же мужики Новосильсике растолковали, что сие телефон, ромейская удумка и будто бы она голос человечий по проводам передаёт. Как он работает никто не ведает, но коробки сии князь мастерит самолично. Непрост князь оказался, ох не прост. Сани удумал, что под парусами ходят, зелье огненное. Про брони крепкие и то говорят, что его мол его рук дело.
Отношение же к князю разное. Одни болтают, будто он колдун и знания тайные из болот да омутов черпает, а вторые что князь хоть и молод, но уже побывал в гишпанских землях, где набрался мудрости великой. Как бы то не было Взолмень мгновенно смекнул великую пользу от телефона и спустя неделю не чурался им пользоваться. Взяв трубку, докладывал старшине обстановку и единожды упредил набег карел, за что получил от князя премию в целый рубль!
Поначалу при укладке хватало заминок, князь по два раза в день являлся. Показывал, как провода правильно крутить, а по большей части заставлял батраков нити перевешивать, ведь главное, чтобы нити не провисали сильно и дерево какое гнилое али ветка со снегом не задела при ветре. А мужикам денежку терять страсть как не хотелось и слушали князя со всем прилежанием. Сам он не буянил, не кричал, кнутом не порол и относился с вежеством даже к холопам. Появлялся у нас он всё реже и реже, разве что по телефону справлялся сколько метров прошли. По дороге срубили три дозорные башни, по сорок локтей каждая! Просеку же лыжники разведывали загодя, а старшины в штабе решали, куда сколь люда давать, отчего дело двигалась бойко и к концу Грудня мы выши к Шуе.
* * *
Поднявшись вверх по Кондпожской губе, вошли в устье реки Суна, по ней самую малость до Коштозера, от которого и свернули в леса. Тама заменили коньки обратно на лыжи и до самого Кончеозера били просеку, восемь километров, что заняло три дня. Буераки сплошные.
Резоны для выбора столь мудреного маршрута имелись. Петрозаводская губа была занесена наносами и заторошена, хватало в ней и прорубей. Более того, несколько крупных трещин расползлись от одного берега до другого поэтому рисковать не стал. Тем более путь по Шуе и озёрам изобиловал опаностями. Разведали уже. Там наносы вообще по два-три метра, такие только бульдозерами разгребать и ледяные торосы. А мы уже по открытому льду приноровились идти. Если буря какая сразу останавливались и протягивали до замыкающих саней телефонный кабель. Самих аппаратов собрали порядком, так что их хватило и на обслуживание проходчиков телеграфной линии, и на контроль каравана. Порою зажигали огни. Это помогало разведке не сбиться с пути, а когда ветер стихал, вперёд выдвигался поезд из снегоочистительных машин. Он вообще работал круглые сутки, посменно, что позволяло держать хороший темп укладки и расчистки. Люди и лошади отдыхали, из сил никто не выбивался, так что сказки про ужасный острог Карачуна и превратившихся в лёд рыбаков быстро сошли на нет. Всё ж не северный полюс, терпимо, да и температура пока не опускалась ниже минус двадцати, в самый раз. Тем более не мы одни такие умные. Местные рыбаки и сами ставили на лыжи лодки пределывая их в
