площадь, то узнал, что она называется Сенатской. Повернул голову и увидел прекрасное здание Смольного и нисколько не удивился. Я бы, наверное, не удивился, если бы здесь же обнаружил Адмиралтейство и петропавловский шпиль. Все нормально, все путем… Я на верной дороге к «открытию», которое объяснит все эти удивительные совпадения.

…Заканчивается изысканный рождественский обед общества коммерсантов Александровской улицы, и меня представили совсем молодому высокому господину — Илкке Арволу. Я удивился, узнав, что он директор столь знаменитого универмага. И тут же удивился еще раз, когда он свободно заговорил по-русски.

После полуторачасового обеда, где звучала только финская речь, я попал в родную стихию.

— Вы учились в Советском Союзе?

— Нет.

— Жили у нас?

— Нет.

— Где же вы так хорошо изучили русский?

— В Финляндии. В этом году я впервые побывал в Москве — вел переговоры о поставках товаров для посольств в вашей столице. Я изучал русский, учитывая широкую перспективу торговых отношений с Россией…

Вручая мне проспект товаров своей фирмы, Арвола улыбнулся:

— Покупайте только у нас, и ваше благополучие обеспечено.

Я согласился и рассказал о куртке.

— Нет, вы не заболеете, — смеялся молодой коммерсант. — В нашей куртке не простужаются, если выпить русскую водку…

До конца дня я был в том же кем-то запрограммированном «биополе», а вечером со мною произошел анекдотический случай.

Поужинав в кафе своей гостиницы, я попросил кофе и пирожное. Официант удивленно посмотрел на меня и переспросил:

— Кофф? Бисквите?

— Да, — кивнул я, не понимая его удивления. — Каффе унд бисквите, — подтвердил я для верности на немецком.

Официант пожал плечами и удалился, а через несколько минут поставил передо мною роскошный бисквит и… бутылку пива.

— Я просил кофе?

Официант молча повернул бутылку ко мне золотой этикеткой, и я увидел на ней четыре больших красных буквы «КОФФ».

— ??! Неужели здесь и кофе подают в бутылках?

Налил в бокал, посмотрел на свет — янтарь. Пригубил. Отличное пиво…

Рассматривая этикетку, обнаружил русскую фамилию Синебрюхова, основателя фирмы, и дату «1819». Эту фамилию я уже встречал. Династия купцов Синебрюховых собирала произведения искусства. Многие картины Репина, которые я видел на выставке, из их коллекции.

4

Перед сном я опять читал Ганса Селье, и его тревога за человека и человечество передавалась мне. Главной задачей и целью жизни ученый видит в достижении человеком внутреннего мира, а также мира между людьми и между человеком и природой. Сколько поколений билось над этими, казалось бы, само собою разумеющимися нормами общежития.

…Откуда в людях агрессивность и непримиримость? Почему без них нельзя… Я живу в чужой стране, хожу по незнакомым улицам и не чувствую себя отверженным и одиноким. Некоторые меня принимают за финна и заговаривают со мною. Я будто попал в магнитное или какое-то другое поле притяжения наших культур и историй, и мне легко… У человечества тоже одна история и одна культура, которые мы называем цивилизацией. Ей угрожает термоядерная катастрофа…

Об этом знают все, но мир, словно заведенный, не может остановиться. Американская печать восторженно пишет о лазерном оружии и о размещении его в космосе…

В Финляндии вторую неделю бастуют журналисты. Газеты и журналы не выходят, и хочется кого-то благодарить за это неожиданное и непривычное спокойствие, хочется сказать спасибо за то, что тебя отключили от тотальной машины тревоги и страха и ты хоть ненадолго можешь остаться самим собою.

Еще от своего отца в детстве я слышал слова: «Если хочешь сделать большое, начинай с малого, с себя». Селье говорит то же: начинай с себя, и ты переделаешь мир; добейся внутреннего мира и борись за гармонию между людьми, человеком и природой. Все так просто… Кажется, только бы все захотели… Но в мире так много людей, признающихся в любви человечеству и ничего не делающих для человека.

А рождественские празднества в Хельсинки набирали силу. Меня пригласили на вечер в издательство «Отава». На следующий день я был на торжествах еще одной улицы — Эспланады. Деловые люди этого района собрались в Шведском театре, поздравляли друг друга, пили традиционный горячий глек (напиток из вина с изюмом), вели беседы и жаловались, что без представителей прессы, которые продолжали бастовать и требовать повышения заработной платы, такие торжества скучны. Деятели искусства ругали работников телевидения, которые не поддержали журналистов и агитировали купить билеты на концерт, его они организовали в помощь бастующим. Концерт решили провести в лучшем здании столицы, Дворце «Финляндия», где в 1975 году главы государств подписали Заключительный акт Хельсинкского соглашения. Билеты были дорогими, но мы с переводчицей тут же решили поддержать доброе дело.

Через два дня на этом прекрасном концерте, в котором приняли участие лучшие артистические силы Финляндии, я наслаждался очарованием русской песни в исполнении популярной актрисы Шведского театра и смотрел зажигательный русский перепляс финской танцевальной группы. Здесь же, купив билеты лотереи, я имел возможность выиграть туристскую поездку в Москву. Но удачливее меня был финн, которому я от души аплодировал.

Интуиция подсказывала мне, что теперь я уже до конца пребывания в Хельсинки буду находиться в «силовом поле» притяжения наших стран, финской и русской культуры. Буду обязательно, даже если не стану прилагать никаких усилий.

Так оно и было. В воскресный день, пользуясь вновь установившейся отличной морозной и солнечной погодой, я поехал за город и там попал в усадьбу-музей финского художника. И я опять встретил Россию. На стенах висели фотографии и портреты Горького, Репина, Шаляпина…

Вечером бродил по городу и видел рекламу об открытии выставки Ильи Глазунова. На ней еще предстояло побывать, так как билет уже лежал в моем кармане.

Родина все время рядом, но интуиция подсказывала, что со мною непременно должно произойти нечто более значительное. Не произойти не могло. Я, как материалист, знал, что количественные накопления обязательно завершаются качественным скачком. Мне оставалось только не прозевать его.

Для совершения «скачка» оставалось три дня, и я был начеку. Вечером перед сном, подводя итог дня, я пытался угадать, где же это произойдет. Предстояли два запланированных мероприятия. Открытие выставки Глазунова и прием у мэра города.

Я держал в руках книгу Селье и высчитывал, где больше шансов. А что на этот счет скажет старик Селье? И открыл наугад страницу.

«Все величайшие истины, которые человеческий мозг в состоянии воспринять и выразить, уже высказывались мудрецами тысячи лет назад. Мыслителям любой эпохи нужно лишь заново извлечь их из-под толстого слоя банальностей, в которых они погребены пылью веков, а затем перевести на язык современности»

(с. 95—96).

Подходит. Все самое важное действительно давно сказано, но так