Шрифт:
Закладка:
Опять, как и… всегда, ты пишешь о поездке и возможности свидеться… — «нечего и думать»… Ну, да… старая история. Раз нечего — ну… и нечего. И точка.
Я много болел эту зиму. «Пути Небесные» — II кн. — завершены окончательно. 48 глав, 308 стр. _Ч_т_о_ работы положено! Ты скоро получишь копию и вернешь мне, у меня только один экземпляр останется. 1 книга сдана французским издательством в набор. Печатаются в Швейцарии на немецком языке избранные мной рассказы Чехова с моим предисловием. «Ам Меер» — получает отличные отзывы. И, как эхо, швейцарское издательство получило запрос о праве издания из Нью-Йорка и дало мой адрес. М. б. попросят. Так у меня всегда, «самотеком». Я пальцем не шевелю, ле-нив. Не добиваюсь. _Н_а_д_о_ — придут сами. «Ам Меер» — пошлю тебе, издана с выпусками, — потребовал так принятый формат книжек «библиотеки для юношества». Я не противился, напротив — пусть будет читабельней. Все равно, при новом русском издании сам сделал бы сокращения. Просят — «еще». Пошлю что-то… если найду время «стянуть», м. б. — «Рваного барина»513, — ты, кажется, его не знаешь, единственный у меня московский экземпляр514 — редкость. Из детства.
Новые мои читатели — «певцы» — подпали под очарование «Путей»… (читали 2 раза — и… «у_н_е_с_е_н_ы») и поднесли мне увеличенное фото, которое видели у меня — «в бекеше»514а. Вот, посылаю. И добавляю — профильный портрет, «лучший», 25 года! Был приложен ко французскому изданию «Человека из ресторана». У тебя, помнится, есть «паспортного размера»?
Ты не забыла моего письмеца — «от печки», — о «гроздочках ягод» — в акварельках? Нарисуй-ка, хотя бы с… открыток, что ли… Мне о-чень нужно. Я, конечно, был бы счастлив получить «апельсинное»… но… ты так туга — для меня! Я послал тебе с Валентиной Дмитриевной — был полубольной — что под руку попалось. Главное — лекарства. Как нашла мою амброзию? когда делал — о тебе думал… Еще раз: твой сыр — чудесный. Как писал, Карташева даже корочки сжевала!..515 Прислали мне из Португалии… — отвратительный. Из Дании был куда лучше. Но твой — экстра. Я люблю сыр, только не могу острого… люблю свежий, чуть сладковатый — «грюйер»[167]. И — швейцарский — он же и «грюйэр». Вообще — мягкие сыры, не тощие. Если у тебя будет оказия, купи для меня немного! не больше — ни-как! — фунта! Есть для тебя отличный шоколад… — из Португалии! — не с кем послать…
Ну, Господь с тобой. Я уже отвык от ласковых, согревающих писем… всему предел, как и теплу сердца.
Столько нежности — вот сейчас — почувствовал к тебе, — испугался… бунтующей всего нежности..! Смешно и — грустно. Вижу тебя через мою Дарью… чувствую тепло дыханья… — тепло полей хлебных, летней душистой силы… Целую.
Твой Иван — и как можешь назвать…
ах, время-время!..
Получил очень интересное письмо из Флориды — от Г. Д. Гребенщикова516, неожиданность! Молодец он, с женой. Сколько работал, _в_с_я_ч_е_с_к_и!.. и как внедрял в американцев величие русского имени! служил России! Это целая поэма… Эпическое — _О_д_и_с_с_е_о_ — _И_л_и_а_д_а… Пробил пути. Теперь — профессор в американском коллеже, читает, по-английски (а то ни в зуб толконуть не мог, приехал в Америку 22 года тому!) — лекции русского языка, истории литературы и изящной словесности — вообще. Жена — мастер печатного дела, высокой квалификации, тоже преподает это мастерство — там же. Без гроша — ныне владеет чудесной усадьбой в штате Кентукки, в 200 км от Нью-Йорка. Какой же коттедж, в 10 комнат, возвел!.. Воистину, кулачищами и умом пробил дорогу. Сибиряк, с Алтая, из бедности. Мой литературный «крестник»517. _В_с_п_о_м_н_и_л… — _н_е_ _з_а_б_ы_в_а_я. С упоением читал его «борьбу». Теперь даже «доктор философии» какого-то индусского университета. Вот, что делает русский человек — щепка в мировом океане! Главное — крепит уважение к России.
И. Ш.
Напиши тотчас же как здоровье. Как сырость. Какая t° в доме? Я тревожусь, — последствий всего неуклада твоего.
115
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
16. II.46
Дорогой Ванюша,
Все жду твоего письма, но, увы… надо видимо сказать себе твоими словами: «значит придет, если не пришло». А между тем думаешь и то, и это, и главное, здоров ли ты? Мы все переболели гриппом. Я не писала давно за множеством забот, вот и из-за гриппа, и всякое иное и опять было чуть-чуть не затопило водой, на этот раз природным потопом. Вода стояла опять уже на дворе, как накануне нашего весеннего бегства. Пока Бог миловал, но многие думали, что мы под водой, судя по тревожным радиосообщениям. Получаю письма с вопросами, как у нас. В доме сырища ужасная. Одна комната не жилая. Испортился телефон от сырости. От новой воды опять оказалась залитой пшеница, кажется, не так много и не так долго, м. б. оправится. Никаких работ нельзя делать. А немцы и после войны еще гадят: чтобы избежать разлива у себя прорыли дамбу на голландской границе. Оттого у нас и безумствовала вода.
Я совершенно больна душой от всех разоблачений на Нюрнбергском процессе518. Неужели, неужели все правда? Что же это за люди? Мне жутко. А если все правда, без сгущения, — разве не страшно жить? Нет, только единицы еще несут в сердцах Бога. Какая всюду гниль! Я болею и своим, хочу узнать, что там. Я не нахожу покоя и знаю, что жить так, как пребывала до сих пор, не могу.
Получила (давно) от И. А. превосходные книги, — не могу начитаться. Ты знаешь: «Das verschollene Herz», «Die ewigen Grundlagen des Lebens» и «Wesen und Eigenart der russischen Kultur»519. Последняя особенно мне ценна. В ней все о субстанции русской души. О той самой субстанции, про которую можно сказать: «das ewige russische»[168]. Через века и лета пройдет она, эта наша субстанция, через огонь, медные трубы и всяческие режимы и останется такой же. Что-то надо делать, как-то надо «воспитывать» своих. Как?
Из встреч, из наблюдений, я уверилась в том, что нашим не достает знания, вернее, познания себя самих, и сознания гражданского долга, моральных устоев; надо поучиться различать добро и зло и твердо знать, что ты выбрал. У них смятка, слушают то того,
