Шрифт:
Закладка:
Должен, сегодня вечером.
Ее брат попрощался и ушел. За ним последовал еще один парень. Я остался. Когда последние двое встали, я поднялся тоже.
– И ты уходишь? – спросила она.
– Наверное, да, – ответил я.
– Может, останешься ненадолго? Поможешь вещи разобрать? Мне надо книжный шкаф собрать, а в одиночку это сложновато.
– Ладно, – согласился я.
Мы остались одни.
Я сидел у стены, курил и пил колу, Тонья сидела на ящике посреди комнаты и болтала ногами.
Я пылал. Это она подожгла меня. Когда она смотрела на меня, щеки обжигало.
– А ты вообще рукастый?
– Я? Нет, – ответил я.
– Я так и думала.
– А ты?
– Вообще-то да. Мне нравится что-нибудь мастерить. Я всегда мечтала, чтобы у меня был старый дом. А я бы его отремонтировала и сделала все так, как мне нравится.
– Что тебе еще нравится? – спросил я.
– Шить нравится. И еду готовить. Обожаю готовить. И еще играть на ударных.
– Ясно, – сказал я.
– А тебе что нравится?
– Шить мне не нравится. И еду готовить тоже.
Мне нравишься ты! Давай! Скажи это, скажи!
– Я спросила, что тебе нравится. А не что тебе не нравится.
Мне нравишься ты, ты, ты!
– В футбол играть нравится, – сказал я, – но я уже много лет не играл. И читать.
– В этом я не сильна, – призналась она, – я больше люблю кино смотреть.
– А какое?
– Вуди Аллена. Он мой любимый. – Тонья встала. – Если уж будем шкаф собирать, может, музыку включим?
Я кивнул. Мы отыскали обе боковины, я придерживал их, Тонья прикрутила поперечины и вставила полки. Потом принялась настраивать стереосистему.
– Это не та, что стояла в доме у твоей мамы? – спросил я.
– Она. Мне разрешили ее забрать, если я буду с ней аккуратно обращаться.
Она поставила колонки в разных концах комнаты, открыла коробку с дисками и заглянула туда.
– Джаз? – спросил я.
– Нет. Я хотела дать тебе послушать одну вещь.
– Чью?
– Smashing Pumpkins. Она была на сборном диске из разных групп. Больше эта вещь мне нигде не встречалась. Нашла!
Тонья поставила диск.
И стояла, глядя на меня, покуда комната наполнялась музыкой, в которой было что-то мечтательное и безграничное, говорящее о том, что движется вперед и вперед и не имеет окончания.
– Правда, красиво? – спросила она.
– Да, – ответил я, – невероятно красиво.
Что-то подсказывало мне, что встань я, подойди к ней и обними ее, и все получится. Тонья не отвергнет меня, и единственная моя мечта сбудется.
Но я не решался. Я не двинулся с места, и момент был упущен, Тонья начала разбирать ящики.
Я помог ей отнести несколько штук на кухню, она открыла их и стала раскладывать вещи по местам. Я немного постоял, прикидывая, что случится, если я шагну вперед, обниму ее за талию и поцелую ее чудесную шею.
Тонья наклонилась вперед, поставила на стол кастрюли и открыла нижний шкафчик.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал я.
– Ладно. – Она выпрямилась. – Спасибо тебе за помощь!
Я надел куртку, обулся, открыл дверь, Тонья пошла следом, а я, выйдя в холодный темноватый коридор, обернулся.
– Пока, – попрощался я.
– Пока, – ответила она.
И я решил: сейчас я это сделаю. И наклонился поцеловать ее. В эту секунду она одновременно со мной склонила голову набок, поэтому мои губы вместо ее губ ткнулись ей в ухо.
Я развернулся и быстро побежал вниз по ступенькам. На улице я преодолел несколько кварталов бегом, чтобы поскорее оказаться подальше от моего провала.
Что она теперь подумает? Я повел себя как подросток. Мало того – я и чувствовал себя подростком.
Шансов у меня не осталось. В таком духе она продолжать не станет. Зачем ей все это? Зачем ей я?
Я решил вернуться на следующий день, просто заглянуть к ней в надежде, что она пригласит зайти, и тогда я поведу себя бесстрашно и решительно. Хватит мешкать, хватит тянуть канитель, краснеть и мямлить.
Если она скажет «нет» – значит, пускай будет «нет».
Вечер воскресенья я провел у Ингве, в семь отправился к Тонье, позвонил, отошел на несколько шагов и посмотрел на ее окна на четвертом этаже.
Кажется, темно?
О нет, неужели она куда-то ушла?
Одно окно приоткрылось, и из него выглянула Тонья.
– Привет! – крикнула она. – Я сейчас спущусь и открою!
Я вернулся к двери. Сердце колотилось.
Дверь распахнулась.
– Карл Уве… – проговорила Тонья, – заходи!
Она произнесла мое имя так искренне, что я обмяк. Тонья преодолела лестницу быстро и легко, а у меня подкашивались ноги.
Что же за ад такой?
Я прошел на кухню, которая находилась сразу у двери, разулся, снял куртку, шапку и перчатки.
– Хочешь чаю? – предложила она.
– Да, спасибо, – ответил я.
Я зашел в гостиную, которая приобрела почти жилой вид, сел в низенькое кресло и свернул самокрутку.
– А мне не скрутишь? – попросила Тонья.
– Конечно, – сказал я.
Я вложил в этой занятие все свои таланты, ведь самокрутка предназначалась для нее, и тем не менее сигарета вышла слишком плотной в середине, а один конец оказался чуть толще другого. Пока Тонья не вернулась с кухни, я свернул еще одну, на этот раз получше.
– Вот, держи. – Я протянул ей самокрутку.
Тонья зажала ее губами и прикурила. Она осторожно затянулась, и между нами на миг повисло облачко дыма, которое вскоре рассеялось.
– Ну как, уютно тут стало? – спросила она.
– Да, отлично.
– Вообще-то ты очень удачно зашел, – продолжала она, – мне бы надо книжный шкаф вон туда сдвинуть. Но разбирать его неохота.
– Давай прямо сейчас и передвинем, – предложил я.
– Давай. – Она положила сигарету на пепельницу и встала.
Закончив со стеллажом, Тонья поставила ту же композицию, что и накануне вечером. Мы посмотрели друг на дружку, и она шагнула ко мне.
– Ты вчера хотел меня поцеловать? – улыбнулась она.
– Да, – признался я, – но ты отвернулась.
– Ты же понимаешь, что это нечаянно. Попробуй снова.
Мы обнялись.
Мы поцеловались.
Я прижался к ней и прошептал ее имя.
Я никогда не отпущу ее. Никогда-никогда.
* * *
Я провел у нее всю ночь. Нас тянуло друг к другу, мы раскрылись друг другу, все вокруг было залито светом. Было больно от счастья, ведь у меня есть она, она
