И далее проповедник делает то, на что не отваживались его предшественники, создававшие проповеди в честь Богородицы в прежние века: он описывает внешний вид Девы Марии. В IV веке блаженный Августин настаивал на том, что мы не знаем ничего о внешности Девы Марии и поэтому можем, не погрешая против веры, сказать: «Возможно, у Нее была такая внешность и, возможно, не была»[1249]. В VIII веке Иоанн Дамаскин рассказывает своим слушателям, как выглядела Пресвятая Дева:

Как изображу я Твою величавую поступь? Как одеяние? Как исполненное приязни лицо? [У Тебя] старчески умудренный ум в младенческом теле. Одежда [у Тебя] скромная, избегающая роскоши и неги; поступь величавая, спокойная и чуждая вялости. Нрав строгий, но соединенный с радушием, неприступный для мужчин; свидетелем тому страх, пробудившийся при нежданном приветствии ангела; с родителями [Ты] тиха и покорна, слова [Твои] кроткие, исходящие из незлобливой души. Что же иное [можно заключить], как не то, что Ты — достойное Жилище Бога? По достоинству ублажают Тебя все роды как избранную славу человечества. Ты — хвала священников, опора царей, упование христиан, многоплодный побег девства, ибо посредством Тебя повсюду распространилась его красота[1250].

Будучи пламенным защитником иконопочитания, Иоанн Дамаскин, несомненно, имел перед глазами многочисленные иконы Богородицы. Рассказать о Ее внешнем виде было для него особенно важно, потому что на его глазах прекрасные иконописные образы Богоматери, включая иконы, фрески и мозаики, безжалостно уничтожались иконоборцами. Эти иконописные образы, как мы говорили выше[1251], не претендуя на портретное сходство, вобрали в себя представления Церкви о том, как выглядела Дева Мария. И если в IV веке, судя по замечаниям блаженного Августина, богородичный иконографический канон еще в полной мере не устоялся, то к VIII веку он был полностью сформирован. И на иконах этого и последующего времени Она изображается именно такой, какой Ее описал Иоанн Дамаскин.

Перейдем теперь к важнейшему сочинению Дамаскина, посвященному Богородице: трилогии проповедей на Успение. Подобно циклу из трех проповедей на Успение святого Андрея Критского, эта трилогия представляет собой цельное произведение, в котором каждая последующая проповедь продолжает предыдущую. Влияние Критского архиепископа прослеживается и в тематическом плане трилогии: первая проповедь в основном посвящена жизнеописанию Богородицы, вторая имеет центральной темой те песнопения, которые звучали при Ее кончине и погребении (та же тема — во второй проповеди на Успение Андрея Критского), а третья представляет своего рода эпилог к первым двум.

Все три проповеди были произнесены в течение одной ночи — на всенощном бдении праздника Успения[1252]. У всех трех проповедей похожее начало: проповедник говорит о том, что ему недостает умения, чтобы по достоинству восхвалить Богородицу. При этом Первое Слово начинается с рассказа о человеке, который, увидев самодержца и не имея ничего достойного, чтобы принести ему в дар, почерпнул воды и принес ее ему в пригоршне[1253]. В начале Второго Слова слушателям предлагается похожий образ: если самодержцу, «у которого стол всегда накрыт и изобилует разнообразными яствами, а дворец сладостно благоухает драгоценными ароматами», кто-нибудь приносит зимой фиалку или розу, он «обратит внимание не на незначительность дара, а на его необычность, и удивится красоте цветка»[1254]. Наконец, в начале Третьего Слова проповедник сравнивает себя с поваром, готовящим «трапезу, которая пусть небогата и недостойна Созвавшей нас, но, по крайней мере, способна в случае нужды утолить голод»[1255].

Первое Слово открывается торжественным вступлением, за которым следует описание рождения Христа от Девы:

Будучи избранной от древних родов по предвечному Совету без истечения и бесстрастно родившего Тебя Бога Отца, Она родила Тебя — умилостивление и спасение, оправдание и искупление, Тебя — жизнь от жизни, свет от света, Бога истинного от Бога истинного, воплотившегося от Нее в последние времена. Это рождение было необычайным, способ рождения превосходящим природу и разумение и спасительным для мира, успение же Ее славным, подлинно священным и всехвальным[1256].

Далее говорится о Самой Деве: «Отец Ее предопределил, пророки предрекли Духом Святым, а освящающая сила Духа нашествием Своим очистила, освятила и как бы заранее оросила». И когда Бог пожелал «возвести ничтожество нашего естества на беспредельную высоту Своего непостижимого Божества», Он во чреве Девы «образовал Сам Себе плоть, оживленную душой мыслящей и разумной, Сам явился для плоти Ипостасью, так что стал совершенным Человеком, не переставая быть совершенным Богом» и сохраняя единосущие Своему Отцу. От Нее произошел «Один Христос, Один Господь, Один Сын, Он же самый Бог и Человек, вместе совершенный Бог и совершенный Человек, весь Бог и весь Человек, но одна сложная Ипостась из двух совершенных природ — Божества и человечества и в двух совершенных природах — Божестве и человечестве»[1257].

Опровергнув таким образом несторианское разделение Сына Божия на «двух сынов», Иоанн Дамаскин затем говорит о полноте двух природ во Христе: Он «не исключительно Бог и не просто Человек, но Один Сын Божий и Бог воплотившийся, вместе Бог и Он же вместе с тем человек, не принявший слияния и не претерпевший разделения». В Себе Самом Он несет «естественные свойства двух разносущных природ, по Ипостаси соединенных неслитно и нераздельно: тварность и нетварность, смертность и бессмертие, видимость и невидимость, ограниченность и безграничность». И далее проповедник опровергает монофелитство и моноэнергизм, утверждая, что Христос несет в себе «волю Божественную и волю человеческую, действование Божественное, но и действование человеческое, две совершенные свободы, Божественную и человеческую…»[1258]

Затем Иоанн Дамаскин кратко пересказывает основные пункты жития Богородицы, как оно изложено в «Протоевангелии Иакова», включая историю Ее зачатия от Иоакима и Анны, рождения и введения в Иерусалимский храм[1259]. История Благовещения рассказывается на основе Евангелия от Луки[1260]. Подчеркивается, что Богородица «невредимой сохранила ладью сугубого девства», ибо Она «сохранила душу девственной не менее тела; а отсюда сохранилось и девство тела»[1261]. И рождение Христа от Девы не нарушило Ее девства: Он «соделал чрево Рабы Своей пространным жилищем для Себя и в нем совершил самое дивное из всех таинств. Ведь Он, будучи Богом, становится человеком, сверхъестественно рождается в [положенные] сроки рождения, разверзает [материнскую] утробу, не разрушая запоры девства»[1262].

Перечисляются ветхозаветные прообразы Богородицы:

Тебя преднаписала купина, предначертали богонаписанные скрижали, предвозвестил Ковчег Завета, Твоим ясным прообразом послужили золотой сосуд, светильник, трапеза и «жезл Ааронов расцветший» (Евр. 9:2–4). Из Тебя [телесно] произрос огонь Божества,