Но еще больше она удивляется, увидев его пред собой сейчас. В закутке гарема, вальяжно развалившемся на диване и смеряющего ее самым мерзким и похабным взглядом.

Она даже забывает об этикете и, вместо того, чтобы поклониться султану, поспешно делает шаг назад, на выход отсюда..

Но чьи-то умелые руки останавливают ее позади и тянут за поясок, напоминая о необходимости поклона. Краем глаза Лале успевает заметить подол платья и понимает, что это Гюль-хатун, которая якобы быстро ретировалась прочь – уже успела подоспеть и предотвратить ее «побег».

Однако, Лале не идет у нее на поводу и лишь слегка наклоняет голову. Мысли мало-помалу собираются в ее голове, и она лишь сухо произносит:

– Доброго вечера, господин.

Мехмед щерится еще сильнее:

– Вот уж правда, вечер сегодня славный.. – делает небрежный знак Гюль-хатун, чтобы она вновь удалилась до необходимого случая, если такой вдруг опять приключиться.

Едва женщина вновь оставляет их наедине, Мехмед встает и приближается к Лале, обойдя ее кругом и пристально осматривая, будто скаковую лошадь. Взгляд этот – будто застоявшееся варенье – липкий, неприятный, который, кажется, ей при всех усилиях никогда в жизни с себя не отмыть. Но при этом Лале совершенно никак не подает этому виду, продолжая стоять с гордо поднятым подбородком, будто это она пришла сюда по доброй воле и позвала к себе султана.

Несмотря на долгий период отсутствия взаимодействий, Лале прекрасно помнит, что страх и беспомощность – то, что скорее либо подпитывает, либо злит Мехмеда – но никак не вызывает чувство жалости или сострадания.

Наконец, кузин поднимает голову, дойдя до лица девушки:

– Как же ты расцвела.. Прекрасный, нежный тюльпан9. И очень хрупкий – его правая бровь изгибается, внимательно наблюдая за реакцией девушки – так легко сломать стебелек. Р-раз.. и все.

Его слова вызывают у Лале праведное раздражение, и едва сдерживаясь от поспешных и необратимых слов и действий, она цедит, нахмурив лобик:

– Иногда хрупкость бывает лишь видимой.

Мехмед угрожающе прищелкивает зубами, точно цепной пес, и тут же расплывается в мерзкой улыбке:

– Что ж, может быть. И все же цветы для того растут, чтобы быть сорванными в самом ярком цвете. А потом украсить собой чьи-нибудь покои. Пусть и ненадолго.

Он чуть склоняет голову, и Лале кривит губы, не скрывая сарказма:

– Если вы хотите обсудить цветы, может, лучше делать это с садовником? Я, признаться, не очень разбираюсь.

Она ожидает очередного приступа гнева у Мехмеда, но он, напротив, лишь задирает голову и хохочет. После чего валится обратно на подушки, продолжая довольно хохотать:

– Острый язычок.. прекрасно. Гордая, смелая птичка.. – он стягивает улыбку и останавливает на ней взгляд, точно время резко поставили на паузу – пока не попала в силок.

Ленивый зевок:

– Признаться, ты меня удивила. Твой танец.. мне было его мало. Хочется еще.

– Что ж – Лале склоняет голову с демонстративно поддельным участием – в гареме много прекрасных танцовщиц, готовых танцевать для вас до утра.

В этот раз ее непокорность (а быть может ее излишество) взбешивает Мехмеда так же резко и стремительно, как в прошлый раз рассмешили. Он вскакивает, приближается к самому ее лицу и шипит, подобно смертельно ядовитой, но совершенно маленькой змейке:

– Я сказал, что хочу именно твой танец. И ты станцуешь мне его, хочется тебе или нет. Станцуешь сегодня – пойдешь со мной в мои покои. И всю ночь напролет будешь танцевать только для меня. И.. – глумливая ухмылка вновь возвращается на его искривленное гневом лицо – может не только танцевать.

Выставив руку из-за занавесы, точно в прошлый раз, он гневно щелкает пальцами, точно подзывая какое-то животное:

– Гюль-хатун!

Та появляется так быстро, словно стояла все время в паре шагах отсюда. Он кивает на Лале:

– Гюль-хатун, сегодня я выбираю Лале. Подготовьте все.

Старшая гарема удивленно присаживается, а Лале сжимает кулаки, уже не в силах сдержанно реагировать на происходящее. Теперь, уже сама сделав шаг к нему, она едва выпускает слова со свистом чрез сжатые зубы:

– Вы, видимо, забыли, господин, что я не девушка из гарема, а знатная дама. Часть вашей семьи! Никакие правила не позволят вам..

Султан хватает ее за локоть, резко обрывая на полуслове, и сжимает так сильно, что Лале взвизгивает.

– Это ты, видимо, забыла – рычит он – что я султан и это МОЯ империя. А в моей империи мое желание – закон. Нет такого закона, который бы что-то мне запрещал, потому что Я сам – Закон!

Отпускает руку и, вздохнув, вновь хохочет:

– Какое мне дело до старых глупых правил?

– Доброй ночи, господин, я ухожу.

Гюль-хатун иступлено ахает, когда Лале собирается покинуть покои без дозволения при нежелании султана, но не успевает ее остановить. Потому что Мехмед, уперев руку в стену и преградив ей путь, справляется с этим раньше:

– Ладно, так и быть – протягивает он медленно – сегодня я не стану портить вечер и устраивать здесь шум. Даю тебе день подумать и осознать все выгоды близкого общения со мной. Все-таки ты ведь учишься, значит, умная.. значит должна быстро соображать, что к чему, в подобных ситуациях.

Губы вновь искривляются в каком-то презрительном раздражении ребенка, не получившего свою конфету:

– А завтра вечером явишься ко мне – он убирает руку, освобождая выход – иди.

Лале выбегает так быстро и стремительно, что даже не до конца осознает, как пробегает через комнаты, забыв попрощаться с девушками гарема, и выносится прочь из большой залы, ведущей прямо к выходу.

Однако, дергается, точно от электрического шнура, увидев у входа свою наставницу. Шахи-хатун, которая ну никак не должна была тут оказываться – не просто стоит, а словно томиться в каком-то радостном ожидании. Не дожидаясь, пока Лале заговорит, она налетает на нее сама, возбужденно трепыхая руками:

–Ну, как выступление, милая?

Даже в этом беспомощном гневе, Лале требуется не более пары мгновений, чтобы сложить верно два и два. Как верно заметил Мехмед, она достаточно умна, чтобы подмечать такие вещи.

Но, видимо, недостаточно, чтобы подмечать их вовремя.

С чего бы Шахи-хатун просто стоять тут, нервно теребя пальцы, чтобы узнать, как прошло выступление?

Наставница первая сообщила ей о танцах. Очень настойчиво хотела, чтобы Лале там появилась. Это показалось Лале странным с самого начала, так как обычно подобную прыткость наставница проявляла только в отношении того, что касалось мужчин, а вечер должен был быть чисто женским, с девушками гарема..