будут считать меня злобным, необузданным или… бешеным? Им уже выпадало жить под властью именно такой правительницы, и они так боялись ее, что предпочли объединиться с обыкновенными людьми. Я не могу надеяться вывести моих подданных на свет, если они будут бояться меня. Я должен во что бы то ни стало предстать перед ними спокойным, умеренным, сильным. Я их достойный и почитаемый вождь, а Далила – моя безжалостная бешеная королева – это собака, которая делает то, что должно быть сделано, пока я держу веревку.

Глава 105. Немного туда и сразу (с криками)

О, боже. Есть зло, а есть просто мерзость. Это так мерзко, что я чувствую себя грязной, просто слушая его. И это еще до того, как Майлс спрашивает:

– Мой старый друг, а что, если в один прекрасный день она сорвется с веревки?

Сайрус смеется, но в его смехе нет ни капли веселья.

– Неужели ты считаешь меня таким слабым? Настолько, что я не могу контролировать свое собственное чудовище?

– Речь идет не о вашем контроле над ней. – Майлс наклоняется над столом и передвигает несколько синих деревянных фигурок на совершенно другой участок карты. – Но любой мужчина, даже самый сильный, может иногда отвлекаться.

– Я не любой, не абы кто и не отвлекусь, – отвечает Сайрус, всматриваясь в карту. Проходит минута или две, затем он берется за синие фигурки и двигает их обратно. Потом берет несколько лиловых фигурок и ставит их туда, откуда убрал синие. – Думаю, мы сможем лучше контролировать север, если используем на северном кряже не ведьм и ведьмаков, а человековолков. К тому же скоро это будет неважно. Теперь у меня наконец есть то, что мне необходимо для того, чтобы поставить обыкновенных людей на место и вывести наш народ на свет раз и навсегда. Эта ведьма влюблена в меня и носит моего ребенка.

– Значит, для любви нет преград? – На лице Майлса написан скептицизм.

– Любовь – это фарс. Главное – это магическая сила, а она обладает большой силой, хотя по глупости хочет отказаться от своего волшебства, чтобы быть со мной.

– Понятно. – На лице Майлса возникает злобная радость. – А вы, разумеется, будете рядом, чтобы подхватить его?

– Что-то вроде того. – Сайрус барабанит пальцами по столу, продолжая вглядываться в карту. – Она полубожество, и у нее на руках выигрышная комбинация карт, дающая человеку возможность стать богом. И она намерена отдать все это мне.

– Ну и как это может вам помочь? – Майлс качает головой. – Разве было бы не лучше иметь на своей стороне богиню?

– Вот поэтому-то, мой старый друг, ты остаешься моим доверенным советником, а я являюсь королем. Ты всегда мыслишь слишком мелко. – Он берет фигурку, похожую на корону, и передвигает ее по карте то ли в Ирландию, то ли в Шотландию – должна признаться, география не мой конек, к тому же я стою недостаточно близко, чтобы можно было сказать точнее. – Потому что, если есть способ, с помощью которого она может стать богиней…

– Тогда и вы можете стать богом.

– Вот именно. – Сайрус тычет в Майлса наманикюренным пальцем. – И для достижения моих целей мне теперь нужна только одна вещь, которую я получу в мае, всего через восемь месяцев.

С минуту Майлс размышляет над словами Сайруса, затем кивает.

– Это хороший план, вот только в Риме обыкновенные люди неспокойны, среди них началось брожение. Каким образом вы намерены держать их отряды охотников под контролем на протяжении стольких месяцев?

Сайрус передвигает несколько лиловых фигурок в Италию.

– Пусть ведьмы и ведьмаки собьют с толку и запутают тех, кто беспокоится из-за недавних смертей. Не зря же мы держим их наготове.

– Это верно. – Майлс отходит от стола и берет свой плащ, висящий на спинке одного из кроваво-красных стульев, которые стоят перед книжными шкафами. – Однако у меня, ваше величество, есть еще один вопрос, если вы простите мне мою дерзость.

– Мне по душе твоя дерзость, – отвечает Сайрус. – Поэтому я и сделал тебя моим советником.

– Это честь для меня, и я счастлив, что вы оказали мне ее, – говорит Майлс. – Но что вы планируете сделать, если Далила прознает о ваших планах или пронюхает о вашей связи с этой ведьмой? Ей это не понравится.

– Ты прав, это придется ей не по вкусу. Но знаешь, иногда нет иного выхода кроме как прикончить бешеную собаку.

– И вы сможете это сделать, если возникнет такая необходимость?

– Сделать это? – Сайрус вскидывает бровь. – Да я проделаю это с удовольствием. Собственно говоря…

Он продолжает говорить, но я этого уже не слышу, потому что внезапно из тени звучит голос:

– Посмотрим, посмотрим, что у нас тут. Тебе нравится шпионить за мной, Грейс?

У меня холодеют руки, а сердце начинает колотиться с бешеной скоростью. Потому что мне знаком этот голос, он приходит ко мне в кошмарах.

Это значит, что Сайрус – настоящий Сайрус, а не воспоминание – обнаружил меня.

Черт, черт, черт.

Вряд ли прошло достаточно времени. Достаточно ли его прошло?

Сколько времени Сайрус разговаривал с Майлсом? Двадцать минут? Тридцать? Больше? И это в замороженном мире. А как насчет реального мира?

Какой там коэффициент? В замороженном мире проходит в шесть раз больше времени, чем в реальном? Или в три раза? Теперь я уже не могу вспомнить.

Почему я не помню?

– Ты собираешься ответить мне, Грейс? – Голос Сайруса звучит тихо, с присвистом, в каждом слоге таится предостережение, угроза, и в ушах моих пульсирует паника, кровь наполняет страх.

Что же мне делать? Что делать?

– Я не собиралась за вами шпионить, – говорю я. – Я просто видела вас. Вот и все.

Думай, Грейс. Думай. Сколько времени прошло?

По меньшей мере тридцать минут, решаю я. Это был долгий разговор, к тому же они ходили, думали, глядя на карту, и пили из кубков кровь… Да, похоже, это заняло именно тридцать минут. Сколько же минут прошло за это время в реальном мире?

– Я очень осторожен, Грейс, – шипит Сайрус. – Люди не видят меня, если только не смотрят очень, очень внимательно. Тебе известно, что мы при Дворе вампиров делаем со шпионами?

Перед моим внутренним взором возникает образ матери Мэйси, бедной тети Ровены, скорчившейся на полу темницы. Исхудавшей, изможденной физически и душевно после долгих лет мучений. От одной этой мысли меня охватывает еще больший страх, и одновременно во мне закипает гнев.

И эта