Шрифт:
Закладка:
— Ты понимаешь, что не сможешь до конца учебного года сидеть дома? У тебя не будет оценок, и ты, в целом, можешь быть не аттестована, — нравоучительно начинаю я, наблюдая за тем, как Лаура отводит взгляд.
— Я не могу туда выйти, Аарон. Серьёзно не могу. Они все будут издеваться надо мной.
— Не будут, — уверенно заявляю я.
У меня в школе весьма хороший авторитет, выстроенный годами, конечно. Не скажу, что я гопник, держащий в страхе полшколы, но все знают, что со мной лучше не связываться, потому что я могу устроить сладкую жизнь.
— Конечно, потому что ты их запугаешь, — цокает брюнетка, торопливо перехватывая стаканчик в другую руку. — Но на самом-то деле они… будут считать меня дрянью. Шлюхой. Проституткой. Кем там ещё…
Все эти оскорбления не помещались в моей голове, поэтому я быстро заставил девушку замолчать, прислонив ладонь к её рту.
— Думай о том, что так будут считать только очень-очень глупые люди. А те, у кого есть не только голова на плечах, но и мозги в ней, всё прекрасно осознают. Ты не виновата, Лаура. Ты жертва. Жертвы не могут быть виноватыми, виноват только насильник.
Лаура вздрогнула. Мы старались не задевать эту тему. Даже Марк старался не говорить об этом рядом с ней. Лаура отказалась знать все подробности по делу Юджина, которое уже возбудили.
Сейчас это дело на рассмотрении суда. Пока до него дойдут, пока оно пройдёт обработку — придётся подождать. Но Марк пообещал, что Юджин не останется безнаказанным. У мужчины очень хорошие связи и друзья.
Она сказала, что даже не придёт на его суд. Ей будет достаточно просто узнать, что он за всё заплатил.
Все новости узнавал я — исключительно для своего спокойствия.
— Ты созванивался с Софи?
Снова вопрос не по теме.
— Несколько дней назад.
— Что у неё нового, всё хорошо?
На лице появилась улыбка, по бокам которых даже возник румянец. Она спрашивала не только потому, дабы сменить тему, но и потому, что ей действительно было интересно.
— Всё хорошо. Но отец, как только тема заходит обо мне, начинается злиться. Так сказала Софи.
— Может, тебе стоит поговорить с ним всё же? Позвони или напиши, попроси прощения за свою вспыльчивость.
Ни за что.
— Нет, Лаура. Даже речи об этом не может быть. Он не заслуживает ни на что, особенно на мои извинения.
— Аарон, — нежно и трепетно произносит моя девочка, словно боится пробудить во мне злость. И Лаура уже заранее старается её утихомирить своими касаниями. Она берёт меня за руку, соединяя наши пальцы. — Поставь себя на его место.
Она часто говорила мне это. И я всё равно не понимал отца.
— Представь, что я умерла, а у нас ещё и двое детей. Представь эту боль, разъедающую твоё сердце. Думаешь, ты смог бы оправиться за секунду и сделать вид, что меня не было в твоей жизни? Смог бы легко забыть меня и перестать думать об утрате?
Я сжал руку так сильно, что едва не хрустнули её пальцы. Вот сейчас моя злость безгранична.
— Лаура, — предостерегающе-грубо процедил я, чувствуя какое-то сильное жжение в области сердца. — Не смей думать о таком, блядь.
— Просто представь, — также спокойно просит она, гладя подушечкой своего большого пальца мой. — Ты не вправе на него злиться, Аарон… Каждый проживает такое горе по-своему. Он выбрал такой способ пережить потерю любимой и единственной любви, женщины в своей жизни.
— Мне похуй. Это не значит, что он заслуживает на моё прощение или уж тем более — извинение. Он забыл про своих детей. И это я никогда не пойму.
Всеми усилиями я стараюсь сохранять самообладание рядом с ней. Не хочу срываться на неё, не хочу обижать её. Но Лаура любительница завести ту тему, которая выводит меня из себя. Любит ходить по тонкому льду.
— Ладно. Если ты не хочешь говорить об этом — не будем, — кивает девушка, устремляя свой взгляд куда-то в пол.
— Софи сказала, что упрашивает отца приехать ко мне на выпускной.
— Потрясающе! Если он согласится, то, может, это будет перемирие?
Я усмехаюсь. Если знать все наши отношения с самого детства, то точно можно понять, что ни о каком перемирии не может быть и речи. Вопрос Лауры остаётся висеть в воздухе. Я только кидаю взгляд на её стаканчик с чаем и двигаю головой, молча говоря ей выпить содержимое. Так она и поступает.
Приятный хруст под ногами выступает в роли успокоительным, и я начинаю глубоко дышать, чтобы прогнать от себя негативные эмоции.
Мы гуляли ещё недолго, практически в тишине, но эта тишина была спокойной и приятной. Лаура часто останавливалась прямо посреди дороги, чтобы сфотографировать ветки, на которых «эстетично» лежал снег. Я просто улыбался, но не говорил ничего против. В кадр даже попадал я время от времени, и она делала мне комплименты, хотя это моя прерогатива.
— Ты очень красиво получаешься на фотографиях… почему в твоём профиле в инсте их всего несколько?
— Я не люблю фотографироваться.
— А если я попрошу, сфотографируешься со мной?
— Тогда у меня не будет возможности отказаться.
— Сфотографируешься? — её шапка чуть сползает с ушей, когда Лаура наклоняет голову вбок и лукаво расплывается в улыбке.
Сокращая дистанцию между нами, я натягиваю шапку снова на уши и мимолётно касаюсь её потрескавшихся губ своими. Её улыбка становится ещё шире.
— Конечно, где и как? Скажи, в какую модную позу мне встать.
Лаура начинает смеяться во весь голос, когда я демонстрирую ей свои модельные навыки, отодвигая бедро в сторону и вытягивая губы. Рядом с ней хочется быть таким. Ребячество не постыдно, если её это веселит.
— Ну, Аарон, — Лаура старается перестать смеяться. — Сделайся брутальным!
— Брутальным? Это типа таким? — в миг мои брови сводятся к переносице, и я сужаю глаза. — Достаточно брутальный?
— Да, типа так!
Лаура становится рядом, соприкасаясь с моим плечом, и вытягивает руку с телефоном. Она немного сдвигает губы и строит глазки, а я, как и обещал, делаю «брутальный» взгляд. Сделав фото, она улыбается, пересматривая его ещё несколько раз.
— Выставлю в инстаграм, не против?
— Нет, родная.
— Может, ты зайдёшь к нам, а не домой поедешь?
— Если ты хочешь.
Взгляд искрится — конечно, хочет.
Мы проходим несколько метров, держась за руки, как во всех её
