неосознанно противилась сближению. Почему? Неужели настолько сильной была обида за детские годы, когда отец осуществлял её воспитание издалека, никак при этом не проявляя себя лично? Его просто как бы не существовало в жизни Арины.

Почему раньше она никогда не задумывалась над тем, что на это могли быть объективные причины, о которых отец не рассказал лишь потому, что не хотел выглядеть оправдывающимся? А она, с упорством Снежной Королевы пресекала все возможности духовного сближения. Не задумываясь о том, что Юрий Геннадьевич ведёт себя максимально деликатно и ненавязчиво.

В этом ведь тоже проявляется любовь к ребенку, в окружении его комфортной зоной — Арине было прекрасно известно, что отец продолжает следить за её жизнью и, в случае необходимости, всегда приходит на помощь. И вот сейчас тоже самое!

Не было сомнений в том, что он уже знал о том, что его дочь схватили террористы, и даже ни на секунду не засомневался в правильности своего решения предложить себя взамен. Разве это не показатель искренней любви? Так в чём же тогда дело? Разве нельзя, наконец, поговорить им об этом наедине, ответить на все вопросы и сгладить острые углы. Чего ждать? Каких ещё потрясений?

«Великолепно, — саркастически мелькнуло у Ариэль. — Я буду не я, если приму такое решение именно сейчас, когда на мне наручники и бравые беспощадные ребята держат меня на мушке, собираясь вот-вот спустить курок… Ни раньше, ни позже…».

— Предупреждаю, если вы водите нас за нос, — отозвался капрал после недолгого раздумывания — вы об этом пожалеете. Если ровно через час вы не предъявите нам Молниевского, не только все заложники погибнут, но и остальным вашим сотрудникам не поздоровится. Корпуса колонии заминированы… Обмен мы принимаем. Подходите к внутреннему крыльцу КПП лично, без верхней одежды, рукава закатаны по локоть, руки подняты вверх и разведены. Без резких движений. Произведем обмен в момент появления вас на крыльце.

— Где гарантия, что вы просто меня не схватите? — спросил Метляков. Взгляд его по-прежнему оставался холодным, а голос звучал ровно.

— Я вам гарантирую обмен, — заявил Штольц. — Условия здесь ставлю я.

Видно было, что начальник УОН с кем-то совещается за кадром.

— Я иду, — сообщил Юрий Геннадьевич спустя десяток секунд.

Он вышел из кадра, а в проекции вновь появилось растерянное лицо Холодова.

Что сейчас переживала Арина? Пожалуй, она и сама бы не смогла ответить на этот вопрос. Это было не то смятение, не то потрясение, или откровение. Она вдруг увидела мир совсем в других красках. Можно сказать, что, пусть в таких драматических обстоятельствах, но у неё произошла некая переоценка ценностей, и она осознала, что изменилась сама. И с этим теперь ей предстоит жить всю оставшуюся жизнь. А долгой или короткой она будет, зависит в какой-то степени от того человека, который наставил на неё сейчас автомат.

Ариэль ожидала, что её заставят сейчас подняться и подтолкнут к выходу.

«Зачем отец пошел на это? Он что, не понимает, что рискует своей жизнью. Очевидно, ради неё! Но, она бы сама смогла за себя постоять. Наверное…» — Арина настроилась, чтобы оставаться внешне безучастной, чтобы не дать понять бандитам, что они с начальником УОН вовсе не два незнакомых человека.

Если террористы до сих пор не идентифицировали эту связь, не стоит давать им такую возможность.

Но тут произошло нечто неожиданное. Ей вовсе не предложили покинуть своё место. Капрал подошел к их диванчику, грубо подхватил под локоть Юсова и поволок его к внутреннему выходу.

У Арины мелькнула смутная нехорошая догадка, постепенно превращающаяся в уверенность.

Через окно она могла видеть, как по плацу идет человек с поднятыми руками. И снова защемило сердце от того, что отец показался ей в этот момент таким беззащитным!

Обмен, судя по всему, как и обещал Капрал, состоялся на крыльце. Только вовсе не такой, на который рассчитывал Юрий Геннадьевич.

После того, как начальника УОН втолкнули в пультовую КПП, по площади, в сторону административных помещений, быстро прошёл, почти пробежал, оскальзываясь, старший следователь Юстициона Валерий Юсов.

Когда Метлякова подвели к диванчику, нам какой-то микроскопический миг он успел встретиться взглядом с дочерью. Но даже в это мгновение Арина поняла, что всё, о чем она размышляла в эти минуты, истинная правда.

* * *

Нога у Данилы заживала достаточно быстро, даже быстрее, чем предполагали врачи. Он уже мог делать по утрам физические упражнения, прилично нагружая поврежденные мышцы. Палочку для ходьбы, которая сменила каталку, он отложил ещё три дня назад. Сегодня намечался «Хороший день». Все дни для подследственного Данилы Осташевского делились теперь на два типа. «Пустой» и «Хороший». Первых, увы, было больше. Занятия не отличались особым разнообразием, так же, как им не отличался ежедневный распорядок дня в колонии.

В свободное время, которого, правда было не так уж и много, Данила, у себя в камере, пристрастился к чтению. Консультант Юстициона Метлякова А. Ю. дала ему рекомендательный список, которому он чётко следовал. Совсем неожиданно времяпровождение с книгой не на шутку его захватило. Даниле стало искренне интересно разобраться, что же происходило на его Родине за время его отсутствия.

Какие процессы проходили в России, на чём был основан такой быстрый экономический рост? Оказалось, что Осташевский почти ничего не знал об истинном положении дел. А когда стал потихоньку заполнять пробелы в знаниях, то очень быстро втянулся. Чем больше ему открывалось знаний, тем больше хотелось узнать нового. И ещё не раз ему пришлось убедиться в порочности и лживости навязываемой ему ранее идеологии.

То, что ему рассказывали о России за ее пределами, было крайне однобоко, предвзято, а иногда и откровенно лживо. Нет, Данила, конечно был не из тех, кто слепо верит во всё, что ему говорят. Он старался максимально использовать критическое мышление, но фактам и доказательствам, подкрепленным примерами, уверенного развития его — «по рождению» — государства противопоставить было нечего. Мало того, Данила постепенно стал проникаться пониманием происходящих процессов в России и осознанием уверенности в её великом будущем.

Порой он сильно дивился метаморфозам, происходящим в его сознании, но ничего не мог с собой поделать. Шаманка продолжала полностью владеть его волей, но самое удивительное, что он был рад этому.

Так вот, кроме «Пустых» дней случались и «Хорошие». Так назывались те, когда в спецколонию приезжала консультант Юстициона Метлякова А. Ю. Это означало, что состоится встреча и очередной разговор в рамках дознания по делу робота, и он, Данила Осташевский снова сможет беспрепятственно смотреть в эти сумасшедшие глаза Шаманки, испытывая при этом неописуемые внутренние ощущения.

И вот такой день наступил.

Стараясь не думать о