Шрифт:
Закладка:
Зная, как много в крови Мелеагра ихора бога кровавой войны Арея, всегда предусмотрительная Мойра Лахесис решила сразу после его рождения позаботиться и о его смерти. Ведь, если полубоги-герои, зачатые от Зевса, оказавшись не у дел, начинали жить, забывая о справедливости, то чего можно ожидать от сына и правнука вечно запятнанного чужой кровью Ареса?!
Не глядя на Алфею своими черными пустыми зрачками, в которых зияли космос и вечность, Лахесис взяла принесенное с собой тонкое сухое кедровое полено и молча положила его в огонь. Подождав, когда полено разгорится, Ткачиха, как всегда, не шевеля своими тонкими бесцветными от старости губами, бесстрастным голосом, как бы нехотя, провещала:
— Срок одинаковый в жизни этому полену и тебе, новорожденный Алфеей, даю.
Мойре, в отличие от бессмертных богов, было чуждо сочувствие, равно как и все другие человеческие чувства и потому в ее бездонных глазах ничего не отразилось. Она видела своим взглядом, пронзающим время, как в Алфее, знающей теперь ее прорицанье о сыне, через много лет будет исступленно бороться мать и сестра и победит, конечно, сестра, ведь братьев и сестер греки любили больше детей. Поэтому одетая в белое величественная старуха с ромбической короной на седой голове исчезла из спальни Алфеи так же внезапно, как и появилась, так и не удостоив недавнюю роженицу ни словом, ни взглядом. Ведь она явилась не для общенья с калидонской царицей, а для объявления ей участи сына, чтобы, зная ее, Алфея способствовала ее исполненью.
Фестиада слышала от слепого прорицателя Терисия, что старая Мойра Лахесис часто посещает смертных, вещая им прорицания и потому, хоть еще и не вполне оправилась после родов, быстро вскочила и выхватила из огня полено, которое уже успело немного обгореть. Окатив обильно полено водой из большого кувшина, она завернула его в тонкую ткань и спрятала как высшую драгоценность в сундучок, который отнесла в потайное место.
Некоторые, подобно Гигину, о вещании Мойры рассказывает иначе: когда с Алфеей, дочерью Фестия, в одну и ту же ночь возлегли Ойней и Арес и у них родился Мелеагр, во дворце внезапно появились все три никогда не дремлющих Мойры Клото, Лахесис и Атропос. Они по очереди провещали ему его судьбу: цветущая красавица Пряха голосом сладким пропела, что он будет благороден, старая Ткачиха — что он станет доблестным и храбрым, а юная Неизбежная — что он будет жить, пока не сгорит самая большая кедровая головня в горящем очаге, и только тогда она перережет его нить жизни своими адамантовыми ножницами. Когда Алфея услышала это, она вскочила с ложа, выхватила голыми руками из очага головню, потушила водой и зарыла ее, роковую, среди дворцового двора, чтобы она случайно никогда не попала в огонь.
Калидонцы же говорят, что три Мойры явились на пышный пир, устроенный Ойнеем для всех горожан в честь рождения долгожданного наследника Мелеагра.
219. Молодые годы Мелеагра. Плаванье с аргонавтами
Пролетели годы, как бурные воды особенной невидимой глазу реки, непрерывно, безостановочно текущей из прошлого в будущее, и Мелеагр превратился в прекрасного и могучего юношу, которым могли бы гордиться всякие родители. Он вел самую простую жизнь, воздерживаясь от пьянства и прочих пресыщений, включая пищу, женщин и сон.
Некоторые говорили, что был Мелеагр не очень большой, но многих превосходил в быстроте владенья оружием, а копьем превосходил всех в Элладе, гордящейся своими копьеборцами. Выше его головой меж эллинов были и другие, но никто не видал такого красивого мужа, на скипетроносца, питомца Зевеса, гордой осанкой похожего. У него были большие, лучистые и чистые глаза, говорящие о чувствительной душе, умеющей сильно любить. Плотно сжатые губы и почти всегда стиснутые зубы говорили о его настойчивости, целеустремленности и решимости.
Аполлоний Родосский поет, что из Калидона уйдя, не замедлил прибыть в Иолк сын калидонского царя Ойнея, храбрый герой Мелеагр, которому во младенчестве Мойра Лахесис отмерила срок жизни как кедровому полену. Сам же был Мелеагр таков, что никто из откликнувшихся на клич Ясона героев не превзошел бы его в силе и доблести, не считая, конечно, Геракла, если бы год лишь один тот пробыл среди этолийцев. Как считали сами его товарищи по плаванию на корабле Арго за золотым руном, по силе Мелеагр уступил бы немного Гераклу, но метал он копье и дрался мечом, благодаря не силе, а своей быстроте, еще лучше Амфитрионида.
Ясон узнал о том, что надменный царь колхов Ээт приказывает ему на двух быках медноногих, изо рта выдыхающих жаркое пламя, вспахать твердую ниву Ареса, взрезая стремительным плугом и потом засеять ее крепкими зубами ужасного змея, из которых вырастут мужи в военных доспехах и с ними нужно биться. Когда вождь аргонавтов, охваченный страхом, об этом товарищам рассказал, Мелеагр долго думал, а потом, когда все разошлись сказал ему голосом твердым:
— Друг Эсонид! Неужели Ээт тебя так подавляет, что страх этим приказом своим в тебе вызывает? Страх возникнуть может у каждого, но остается в душе он и пугает только трусливых. Если хочешь я пойду к тем быкам вместо тебя, и Ээт узнает копье мое мощное! Им я в сраженьях славу себе добываю. Мне даже не требуется, чтобы Зевес Громовержец осенял мне копье губительной своей дланью. Если ж Необходимость на подвиг именно тебя идти принуждает, то труд твой не будет напрасным, коль Мелеагр пойдет за тобою, нам не противник Ээт! Таким меня борцом мать и отец воспитали!
Однако, несмотря на свою силу и храбрость Мелеагру не суждено было Роком отличиться в плавании аргонавтов в Колхиду за золотым руном. Свою силу он сумел доказать на погребальных играх по