как минувшей зимой. Пусть Энни выставляет счет каждый день, а по ночам я буду его удваивать. Можешь не сомневаться, Джон, что эта весна принесет вам прибыли втрое больше, чем осенний урожай. Если уж тебя так долго мурыжили в городе, то мы наверстаем свое в деревне. Так что можешь начинать выписывать счета.

Это, конечно, несколько противоречило моим понятиям о честности, но так как все счета выписывались от имени матери, я счел необходимым прежде посоветоваться с ней.

Милая матушка резонно заметила, что, раз король платит своим людям в два раза меньше, чем положено, то пусть все так и остается. А вторую половину мы будем отдавать сами, как бы подтверждая этим свою преданность Его Величеству, и она процитировала мне старинную поговорку:

Король и королевская дружина — Как целый человек и половина.

Таким образом, проблема была решена. И спорить с матерью было бесполезно, тем более, что она сама уже гордилась тем, что помогает королю. Тогда я велел Энни снижать цены на треть по сравнению с рыночными, и таким образом, и мать не обидеть, и самим немного выиграть. Она пообещала следовать моим указаниям, но при этом ее глаза как-то странно заблестели, совсем как у Тома Фаггуса. Мне всегда казалось, что денежные дела женщины понимают по-своему, какими бы хорошими наши дамы ни были во всех других отношениях.

Всего ополченцев прибыло сто двадцать человек. Они расположились в амбарах и на скирдах соломы. Кроме того, у Джереми насчитывалось пятнадцать солдат регулярной армии. Можете себе представить, какой переполох все это вызвало в округе. Соседи сбегались смотреть, как тренируются по утрам наши вояки, и как раз от этих зевак было больше всего шума и беспорядка. Офицеры из Девоншира тоже доставляли немало хлопот, и мы с Джереми уже жалели, что красные мундиры не отослали и их куда подальше, как поступили их сомерсетские братья. Этих офицеров было невозможно выставить из дома, тем более, что все они происходили из приличных семей, и поступить с ними грубо мы не имели права. Если учесть, что в доме находились три симпатичные девушки (кстати, Лиззи хорошела день ото дня), то можно понять, в каком настроении пребывала моя матушка, проклиная этих офицеров каждое утро. Я не мог сомкнуть глаз по ночам, когда эти ухажеры начинали свистеть под окнами. Однако, когда я выбегал во двор с твердым намерением дать в глаз очередному кавалеру, то, разумеется, никого там уже не находил.

Поэтому, как только Джереми отдал приказ о наступлении, все наше семейство вздохнуло с облегчением. Переживал только господин Сноу, поскольку Стиклз покупал у него продукты по бешеным ценам.

Итак, в боевом расположении духа мы вышли за ворота. Ополченцы не переставали хвастаться друг перед другом своими подвигами, и дело дошло чуть не до тумаков. Однако, между камнями уже появился щитолистник, поэтому было что прикладывать к ссадинам и кровоподтекам. Провожать нас явился весь церковный хор, распевающий самые воинственные псалмы для поддержания бодрого настроения. Впереди шагал сам пастор Боуден, будто вел нас на войну с католиками, и даже обещал проводить почти до самой долины Дунов, разумеется до той границы, куда может долететь вражеская пуля. Мы шли вперед в сопровождении местных ребятишек, а я удивлялся, где же сейчас пребывает мой дядюшка Бен. Ведь именно он мечтал о пушках, а у нас их сейчас имелось целых три. Видимо, дядюшка зарылся в свою нору основательно, раз уж сам Стиклз не смог его отыскать. Вспомнив о дяде, я представил себе Руфь, и сердце у меня заныло само по себе.

Лошади тянули пушки, поставленные на волокуши, и постоянно оглядывались, не понимая, что это за новый вид плуга изобрели люди. Верные животные всегда старались угодить человеку и выполнить любую его прихоть, хотя как раз-то человеку труднее всего угодить. Тем не менее кони трудились на славу, и пушки плавно передвигались вверх по холмам, при этом лошадей даже не приходилось ни хлестать, ни подгонять голосом. В соответствии с конституцией (хотя это и не очень мудро) было решено, что ополченцы будут действовать только на территории своего графства. Поэтому, когда мы очутились на вершине холма, вперед двинулись девонширцы. Они шли по тропе Дунов с пушкой, намереваясь напасть с запада, в том месте, где меня ночью окликнул часовой и принял за Карвера. В это время желтые мундиры оставались на восточной стороне, там, откуда когда-то мы вместе с дядюшкой Рубеном проводили первую разведку. Именно здесь я и скатился на своих снегоступах в долину. Однако, сомерсетцы не должны были показываться врагу, а наоборот, предполагалось, что они скроются в лесу вместе с пушкой, пока не появятся их девонширские братья с противоположной стороны.

Третья пушка оставалась у солдат регулярной армии. К ним мы добавили по десять ополченцев от каждого графства, так что в результате в этой группе насчитывалось тридцать пять человек. Этим вменялось напасть непосредственно через ворота, пока Дуны начнут обороняться от ополченцев на западе и востоке. Именно с этой группой и пошли мы с Джереми, поскольку лучше меня эти места никто не знал. Итак, если я достаточно понятно все изложил, поражение Дунов казалось неизбежным, так как мы должны были нанести одновременно три удара, а наше войско насчитывало сто тридцать пять человек (по пятьдесят с каждой стороны и тридцать пять в центре). Я, конечно, не учитываю девонширских офицеров.

Такая тактика показалась мне весьма удачной, и я не мог не восхищаться искусным планированием нападения «полковника Стиклза», как его все стали теперь называть. Джереми, конечно, был польщен, однако, он сильно сомневался в военных способностях наших удальцов. Мы могли взять только количеством, а что касается меткости в стрельбе, то тут приходилось надеяться только на солдат самого Стиклза. Дуны же, напротив, славились своим искусством попадать точно в цель. Джереми спросил меня, выступлю ли я под огнем противника. Я уверил его, что в меня уже пытались стрелять, и один раз даже ранили, и что мне это не слишком понравилось. На это Джереми, улыбнувшись, заметил, что, раз я имею такой опыт, то могу считаться «понюхавшим порох». Такое трудно пережить лишь первый раз, потом все выстрелы считаются как испытание судьбы.

Теперь я хочу