Лорне, ни матери. «Держи язык за зубами! — посоветовал Стиклз. — Всей информацией ты обязан мне, значит, она строго конфиденциальна, не вздумай проболтаться. Слава Господу, что мне он дал мозги. Других, к примеру, наделил и фермами, и деньгами, и умением выращивать скот. Каждый должен действовать в соответствии со своими талантами. Твой дар — ферма, мой дар — ум. В конце концов, я более богат, чем ты, Джон».

— Нет, Джереми, в таком случае ты проиграл. Ведь ты добровольно раскрыл мне все, что узнал, и я теперь владею твоей информацией полностью.

— Как раз наоборот. Если мы теперь вдвоем знаем то, что я тебе рассказал, я смогу тебя использовать как захочу.

— Да, но и я смогу потребовать за это свою половину, — не отступал я.

— И ты ее, несомненно, получишь, — улыбнулся Стиклз. — Если нам удастся обвести вокруг пальца слуг закона, то я готов с тобой поделиться как раз пополам. Тебе достанется красота, любовь, нежность и все такое прочее, а я, сынок, заберу денежки.

Я умел ценить шутки и поэтому только расхохотался, откинувшись на спинку стула, хотя за этим смехом стояли слезы.

— Но послушай, Джереми, а что если я откажусь? Когда ты начал рассказывать историю, ни о каком партнерстве речи не было.

— Ну и что? — не растерялся Стиклз. — Я же знаю широту твоей натуры. Ты настолько благороден, что не станешь претендовать на деньги, как какой-нибудь адвокатишка. Мне даже не надо твоих заверений. Мало того, я уверен, что ты будешь хранить тайну, как и обещал. Поэтому я еще раз хочу выпить за твое здоровье и, поверить, что ты ничего не станешь предпринимать сам, пока я не разрешу тебе. По твоим глазам видно, что ты никогда не изменишь своему слову, и этот взгляд стоит тысячи клятв.

— Тут ты прав, — признался я. — По крайней мере, в отношении сегодняшнего разговора. Хотя, возможно, ты довольно опрометчиво предложил мне сделку. Но представь себе, что нас двоих застрелят, при первой же атаке на долину Дунов (теперь я, разумеется, пойду вместе с тобой до конца). Тогда, выходит, Лорна так ничего и не узнает?

— Что значит «застрелят двоих»? — удивился Стиклз. — Бог ты мой, сынок, да как у тебя только язык повернулся! Это мы обязаны их перестрелять. Нет, мы поступим вот как. Впереди пойдут желтые мундиры. Думаю, лучше наступать со стороны Сомерсета. Я буду производить разведку с холма, как и полагается генералу, а ты встанешь за деревом, если, конечно, найдется такой дуб, за которым ты сможешь спрятаться. А ты говоришь — нас застрелят! Да у нас с тобой будет полным-полно пушечного мяса!

Я засмеялся, потому что прекрасно понимал, что Джереми обладает достаточной храбростью, а ни один трус не стал бы говорить такое.

— Но раз уж ты об этом подумал, — продолжал Стиклз, — то нам следует подстраховаться и на этот случай. Я все изложу письменно и оставлю приказ, чтобы эту бумагу открыли и прочитали в том случае, если… Ну, больше не будем о грустном. После шнапса надо бы выкурить по сигаре, а потом пора и встречать наши желтые мундиры.

Его «желтые мундиры», как он называл ополченцев из Сомерсета, уже шли по «Лондонской дороге». Эту тропинку через болота так окрестили мать и сестры в тот день, когда я уезжал в столицу. У сомерсетских вояк была одна положительная черта: при полном отсутствии дисциплины они и не претендовали на то, что умеют повиноваться. Напротив, они только посмеивались над теми, кто слушается командиров во всем и всегда. С другой стороны, солдаты Стиклза смотрели на них с уважением, потому что эти местные ребята прекрасно ориентировались в наших краях и переправлялись через любые топи и трясины там, где солдаты регулярной армии запросто бы утонули.

Итак, «желтые мундиры» приближались, распевая такую песенку, что если бы я осмелился передать ее слова, читатель бы отшвырнул в сторону мою книгу, заявив: «Нет, этот человек не мог так страстно любить Лорну!» Прослушав пару куплетов, я пришел к заключению, что у пьяниц в харчевне песни намного приличнее.

Приблизившись к воротам и закончив свой гимн, ополченцы отсалютовали королевскому посланнику. Они стояли как попало, не соблюдая строя, отпихивая друг друга локтями, что, по их мнению, было признаком высшего порядка и символизировало воинственность духа.

— А где же офицеры? — удивился господин Стиклз. — Что-то я не вижу среди вас офицеров. — Ополченцы молчали и глупо улыбаясь, переглядывались. — Что стало с офицерами? — начинал раздражаться Джереми.

— Сэр, — начал один коренастый паренек, которого вытолкали вперед, видимо, по причине умения вести переговоры. — Мы их послали куда подальше, сэр. Мы так и сказали, что идем к королевскому посланнику, и на кой черт нам они вообще нужны? Вот так.

— Вы хотите мне сказать, — растерялся Джереми, не зная, как реагировать на это — то ли ругаться, то ли истерично хохотать, — что ваши офицеры повернулись и ушли восвояси, отправив вас сюда одних?

— А чего? — вполне справедливо удивился коротышка. — Мы их послали, они и пошли. Им-то какая разница?

— Ну-ну, — только и смог вымолвить несчастный Джереми и повернулся ко мне. — Неплохое начало, Джон. Итак, у нас в наличии полсотни сапожников, штукатуров, портных и лудильщиков, а командовать ими некому, не считая меня. Я думаю, что ни один из них не попадет с первого раза в твою любимую амбарную дверь. Дуны по крайней мере от смеха должны разбежаться.

Правда, когда через час прибыли девонширцы, настроение у Джереми чуточку приподнялось. Эти пришли под строгим руководством своих офицеров и были готовы сразиться не только с Дунами, но и при случае с желтыми мундирами (если понадобится). По их виду становилось ясно, что каждый без труда одолеет троих сомерсетцев хотя бы для того, чтобы подтвердить превосходство красных над желтыми.

— Неужели вы хотите сказать, господин Стиклз, — начал я, с удивлением оглядывая всю эту пеструю толпу, — что моя мать, вдова и хозяйка этой маленькой фермы, сможет содержать такое количество ртов, пока мы не разгромим долину Дунов?

— Ни в коем случае, сынок! — воскликнул Джереми и приложил палец к губам. — Что же я, по-твоему, совсем ничего не соображаю? Цены на овец у вас будут как в самые голодные времена, а на хлеб —