—Апочему уинквизиции кандалы такие некачественные?— тихо спросила Марьяна Ильинична, глядя нависящий настене набор.

Тяжёлые металлические браслеты действительно размерами подошли быскорее коню, чем подростку или девушке. Оттого-то иполучилось ихстянуть ссебя.

—Асчего имгодными-то быть?— соблюдая осторожность, едва слышно прошептала вответ целительница, чтобы звуки отсюда недолетели довторой караульной.— Чего кузнецы намахали— тоиесть. Вскорости итаких-то будет днём согнём несыскать. Поперво́й-то кузнецы, укоих дар есть, кандалы-то иделали. Против своих же. Деньги им, видать, непахли. Акак ихсамих, голубчиков, стали воковы засовывать, тут-то ипришло разумение. Дапоздно. Больше-то подобных дуростей неделают, атолку? Нанаш век итех, что успели выковать, хватит,— проворчала старуха, закусывая кусочком сала.

Дхок поприказу целительницы дежурил наверху, увыхода. Следил осторожно задвумя наружными часовыми через щёлочку. Вдвери было исмотровое окошко, нопоказываться внём— смерти подобно. Так что приходилось изворачиваться.

Тех двоих караульных вот так по-простому лишить сознания неполучилось бы. Одарённые. Итакие были наслужбе инквизиции. Их, понятное дело, обычные колдуны ненавидели восто крат сильнее, чем церковников. Когда кненависти примешивается ещё итолика зависти, спрезрением смешанной, тоона куда сильнее становится.

Вот иЛевина двух стоящих навнешнем карауле колдунов ненавидела. Сказывались отголоски эмоций Оры. Один изних еёигнал поболотам. Апотом идогнал. Дальше вэти воспоминания лезть желания невозникло. Итак понятно, что ничего хорошего вних небыло.

Иведь очевидно, что как только переловят всех свободных колдунов, тут жепримутся затех, кто ещё вчера службу винквизиции нёс. Нотодело будущего. Ажить ижрать хочется уже сейчас, вот иловили одни колдуны других.

—Допустим, выберемся мыотсюда. Дальше что?— тихо спросила Марьяна Ильинична, нервно почесывая затылок.

Кожа головы неприятно зудела. Хотелось помыться ипостирать одежду— избавиться поскорее оттошнотворного запаха темницы исвоего немытого тела.

—Изгорода ежели выберемся, толесом пойдём вТанганское княжество,— ответила Дукуна, пожевав морщинистыми губами.

—Там жемор!

—Коли там мор, товезде онскоро разойдётся. Атам целители нужны будут как никогда.

—Так наоборот, говорят же, что колдуны вморе виноваты!

—Так-то много чевой говорят,— поджала губы целительница.— Нокогда людя́млечение надобно, враз целители изплохих хорошими становятся идаже церковников пользовать начинают. Пересидим там, пока мор. Адалее— посмотрим. Как лучшать станет, так имысместа иснимемся. Мор-то пойдёт теперь покняжествам. Амыследом заним. Мож, деньжат подкопим даосядем потом вдиком месте.

Такая перспектива Марьяну Ильиничну необрадовала. Она исам мор видеть неособо желала, аужтем более— ходить заним следом. Ноиотделяться отцелительницы было страшно. Что она вообще вэтом мире сделать сможет? Тем более одна? Ох, найти быВладимира Ильича!

—Тыляг поспи,— сказала вдруг целительница.— Тебе силы нужны. Ежели отбиваться отинквизиторов будем, тотыжахни дапокуражься. Силёнок-то тебе незанимать. Вот иподпали супостатов этих. Нежалко. Апока— спи. Незнамо, когда удастся-то впредь отдохнуть.

Несмотря направоту сокамерницы, спать Левиной нехотелось. Страшно было толинепроснуться, толипроснуться отнападения.

—Перепужала ятебя,— вздохнула старуха итронула Марьяну заруку.— Ануспи, кому говорят!

Перед глазами вдруг поплыло, иЛевина упала головой насложенные настоле руки. Тело расслабилось, веки смежились, напряжение ушло. Девушка мерно засопела, астаруха лишь хитро улыбнулась исделала большой глоток воды. Сама Дукуна всне неособо нуждалась— силы унеё было столько, что спать она могла ираз внеделю. Могла, ностаралась всё жетак непоступать. Иначе недожила быдосвоих лет.

Обидно, конечно, большую часть жизни старухой проходить. Молодость еёнастолько давно ушла, что помнилась одним лишь настроением. Любила когда-то… Акак его звали? Имя-то уже истёрлось изпамяти. Последние десятки лет Дукуна жила одним лишь даром. Ичем дальше— тем труднее жила, нет смысла этого отрицать. Уже полтора века мир катился впропасть, исколь бысильной нибыла целительница, остановить этого немогла никак.

Когда заней пришла инквизиция— даже толком сопротивляться нестала. Решила, что пришло еёвремя, кончился отпущенный ейсрок. Апотом— чудо. Блеющая трясущаяся Ора внезапно наглазах преобразилась впылающую огнём ижаждой деятельности Марьяну.

Искра изменилась. Потухла ивспыхнула вновь.

Отаком Дукуна даже неслышала, новпредназначение верила. ИвГоспода верила, ачто имя его делами грязными выпачкала церковь, тоеёзлило дояростной дрожи.

Иесли послал Господь эту Марьяну старухе под бок, тосначала надобно разобраться почему, аужпотом помирать. Даимальчишка… Это жкакой силы его дар, что его, мальца, взастенки упекли вэтом возрасте? Незрелый-то дар, как никрути. Аужесли дар незрелый, нопроявляется втаком возрасте, томалец— настоящий самородок. Интересная компания подобралась, истаруха улыбалась вполне искренне. Ощутила, наконец, вместо тлена вкус кжизни. Ида, цель узрела. Кто их, голубчиков, выведет, если неона?

Дукуна расслабленно откинулась настену иприкрыла глаза. Нет, неспать. Подремать немного, обдумать шаги дальнейшие. Денег уних было— куры начихали, нонакрепкую одежду счужого плеча хватило бы. Шкуру быкупить, желательно нешибко тяжёлую, даодеяло, чтоб влесу спать.

Аплан устарухи был. Имор— наруку. Люди— дурачье, конечно, ноцелителя вмор несжигают. Сжигают после.

Значит, иидти надо туда, где она ценнее всего. Атам— видно будет. Может, Господь ещё какой знак подаст. Ночто помирать ейрано пока, Дукуна вдруг осознала совсей ясностью. Идаже словно скинула пару десятков лет. Мелочь, конечно, всравнении спочти тремя веками, ноужлучше так.

—Сюда идите!— позвал вдруг подросток.

Дукуна толкнула Марьяну ивскочила наноги. Снаружи задверью похрапывали оба конвоира. Ночь давно вступила всвои права, ислабого света вовторой караульной нехватало, чтобы разглядеть лица. Даиракурс был неудобный— сквозь маленькое окошко вдвери много ненасмотришь.