Следом мне показали Москву, старую, низкую, деревянную, ту, которую после называли «допожарной». И горожан, которые передали офицеру в эполетах увесистый узел, содержимое которого, поди, большей частью перешло в выкопанный мной сундук.

И снова Москва, но уже в огне и дыму. Следом за тем я увидел разбитую колесами грязную дорогу, которую месили сапогами недавно еще бравые солдаты императора, после лес, яму, и….

— Всёёёёёёё! — яркий сноп огня вылетел из сундука, три раза кувыркнулся в воздухе и разлетелся на сотни искр.

Веселый был клад, беззаботный. И ушел легко и радостно, не то, что некоторые.

— Уф, сплавил я этого надоедалу наконец-то! — обрадованно пробубнил лесовик и уселся прямо на край ямы — Вот спасибо тебе! Еще от того ворона старого меня избавь, и вот тогда я совсем уж счастлив буду!

— Обещал — сделаю — произнес я, направляя свет фонарика на содержимое сундука и вороша его рукой — Ого, какой перстенек.

И было чему удивиться. Такой величины алмаз, каковой был вделан в золотую оправу исключительно тонкой работы, не часто увидишь. Не знаю, насколько он чист, но даже в случае наличия желтизны или пузырька все равно должен стоить сильно немало.

Пожалуй, более богатого клада я еще не брал. И если это всего лишь личная захоронка одного из приближенных к императору военачальников, что же тогда таит в себе знаменитое «золото Наполеона»? Даже страшно представить.

А еще, прислушавшись к себе, я понял, что никаких ощущений из разряда «это все мое» или «я теперь богат» не испытываю. Интерес — да, имеется, но исключительно исследовательский, близкий к профессиональному. Как видно, правы древние, говорившие, что когда чего-то у тебя становится много, то оно перестает быть целью, превращаясь в нечто обыденное и неинтересное.

— Фрол Евграфыч — обратился я к лесовику — Можно до поры, до времени это дело тут прикопать? Мне оно, как говорено, нынче ни к чему, а оставлять его так, на виду, не хочется. Мало ли, кто это все найдет и на какие цели после пустит? Да и жалко, если честно. А души в этом золоте более нет, вас оно не потревожит.

— Дозволяю — покладисто согласился он — Пущай лежит, коли мешать не станет.

Кстати. Заодно и проверю, правда ли то, что прикопанные Хранителем клады никто посторонний взять не может. Хотя — глупость сказал. Кто его тут искать-то станет, даже если заметит недавно разрытую землю?

Я еще раз глянул на содержимое сундука, подумав немного, взял золотые, с рубинами, серьги и положил их в карман. Воронецкой подарю, она к подобным вещам неровно дышит. Все же постаралась моя ведьма сегодня, причем, похоже, от чистого сердца. А вот этот кулон с изумрудом, пожалуй, Юльке завтра преподнесу, только надо коробочку какую-нибудь прикупить в ювелирке. Не могу я отказать себе в удовольствии шокировать немного тетю Жанну. Она же наверняка уверена, что я только что с бомжами за еду не дерусь, а тут такой поворот событий. Причем Певцова-старшая наверняка поймет, что вещичка дочери досталась непростая, с историей. Кто-кто, а тетя Жанна в этом толк знает, все в курсе того, сколько она на разные цацки дядь-сережиных денег спускает. Компенсирует, так сказать, работу времени блеском камней. Как говаривала госпожа Ряжская, с которой батя время от времени вел дела: «хороший изумрудный гарнитур может спрятать дюжину морщин лучше любого пластического хирурга». Она в годах, так что в этом точно хорошо разбирается.

Я захлопнул сундук, а после подумав немного и вспомнив один недавний разговор, произнес:

— Отныне клад этот под моей защитой, и никто кроме меня взять его права не имеет. Если же кто отважится на такой шаг, пусть добра от взятого не увидит.

Так себе, конечно, сказано, но ничего лучше в голову не пришло. Мне никто секреты мастерства с утвержденными в незапамятные времена формулировками не передавал, так что уж как есть.

— Вот это правильно — крякнул одобрительно лесной хозяин — А то шляются, тут, понимаешь, всякие!

Я засыпал яму землей, немного потоптался на этом месте, после осветил его фонариком и недовольно поморщился. Прямо как кабаны рылись, блин!

— Чего не так? — поинтересовался лесовик.

— Да в глаза бросается — пояснил я — Все вокруг зеленое, травой поросло, а тут…

— Было бы о чем горевать! — усмехнулся новый знакомец и плюнул мне под ноги.

Я даже удивиться данному поступку не успел, как из свежекопанной земли рванулись вверх зеленые стебельки травы вперемешку с земляничными кустиками. Мало того — у самого моего ботинка с чпоканьем выбрался на волю крепенький боровичок, раскрыл шляпку и начал стремительно расти.

— Ничего себе — восхитился я — Здорово!

— Была бы земля да деревья, остальное вырастет — заверил меня лесовик — Если мешать никто не станет. Так, значит, Хранитель я на тебя с другим кладом надеюсь?

— Дядя Фрол, прямо обижаете вы меня недоверием — попенял я ему — На следующей неделе наведаюсь и все сделаю. Само добро, может, тут оставлю, как вот это, но жильца нежелательного из леса точно выселю.

— Вот и ладно — потер ладошки лесовик — Вот и договорились.

— Мне бы сейчас к ведьмину тайнику попасть — поежился я, вновь ощутив ночной холодок — Тому, в котором добро Анисьи-старицы лежит.

— Да с радостью. От него, вестимо, шума, как от того лишенца, что ты нынче извел, нет, и чернота, как от разбойного золота не ползет, но все одно радости никакой. Так-то я с Анисьей ладил, зла меж нами не имелось, но все одно мне ее наследство в лесу не нужно. Особливо если учесть, что вещицам тем лет невесть сколько и сработали их не для простых дел. Да, они вести о себе за эти годы не подали ни разу, должно, спят. Но это покуда! А как проснутся? Так что отведу я тебя туда сам. Да и идти-то здесь всего-ничего.

И верно, минут за семь, наверное, мы добрались до небольшой совсем полянки, находящейся в окружении елей, чьи лапы в темноте казались черными.

— Камушек видишь? — ткнул пальцем лесовик — Вот под ним добро и спрятано. Иди да бери.

Камушек я приметил, а после еще и луч фонарика на него направил. Булыжник и булыжник, обычный, здоровенный, но недотягивающий до почетного звания «валун», без каких-либо изысков, вроде витиеватого узора или славянских загадочных символов.

Как-то все слишком просто. Нет, правда. Просто иди и бери.

А так можно?

Нет, Фрола Евграфовича я ни в чем таком не подозреваю, если бы он желал меня уморить, то сделал бы это куда более простым способом. Да и зачем оно ему? Но там, на поляне, под этим булыжником, не просто злато-серебро лежит, а предметы силы, причем сотворенные давным-давно, и наверняка не каким-нибудь сельским кузнецом, а кем-то посерьезнее. Поездка с Ласло в свое время меня кое-чему в этой связи научила.

Я вздохнул, кашлянул, а после сделал первый шаг на поляну. Ну, а что мне остается? Постоять здесь, поразмышлять, и повернуть обратно? Ни разу не вариант. Я тогда клятву нарушу, что Марфе дал, и с меня за это по любому спросится. Может ей самой, а, может, и кем посерьезнее. Не просто же так даже самые безбашенные обитатели Ночи не позволяют себе забывать о данных обещаниях, верно? Уж, наверное, их не совесть останавливает, и не соображения о толерантности да гуманности. Нет, они понимают, что за все сказанное ранее с них спросится полной мерой.