– Лена? – чуть удивленно произнес он, останавливаясь напротив. – Давно тебя не видел. Как ты?

– Я… хорошо, – выдавила она, не в силах отвести взгляда от его лица, такого родного и, казалось, почти уже забытого. – А ты… как здесь? Я слышала, что ты уехал…

– Вернулся. Москва – не мое, – чуть брезгливо скривился Кольцов. – Много людей, много пафоса, много суеты… Ты все еще работаешь в прокуратуре?

– Да… – Она, казалось, не замечает совершенно очевидных глупостей, о которых он спрашивает – распахнутое пальто открывало форменный костюм, не увидеть этого было совершенно невозможно.

– Я почему-то так и подумал. Ты ведь очень постоянная в своих привычках.

– Ленка, мы опаздываем! – не выдержала Воронкова, слышавшая этот диалог и возмущенная Лениным поведением до глубины души.

– Добрый вечер, Юлия, – церемонно поклонился Кольцов. – Вы, смотрю, посетили родные пенаты? Снизошли, так сказать?

Юлька проигнорировала этот выпад, сухо кивнула и, подойдя ближе, взяла Лену под руку:

– Идем, нам пора. Всего доброго, господин Кольцов.

– К чему эти формальности? Кстати, я бы был не против с вами поработать.

– А я была бы против! – отрезала Юлька. – Я работаю только с теми фотографами, которых приглашает киностудия.

С этими словами она развернула Крошину и потащила за собой буквально волоком. Лена даже не сопротивлялась и только в следующей аллее, шедшей параллельно основной, вдруг очнулась, вырвала руку и остановилась:

– Ты что?! Ты зачем с ним так разговаривала?!

– Хочешь, я тебе по лицу врежу сейчас? – абсолютно спокойно поинтересовалась Воронкова.

– В смысле?

– В коромысле! Чтобы ты в себя пришла, идиотка! Опять начинается?! Смотрит на него, как кролик на удава, а он же ничтожество! Ничтожество, хам и самовлюбленный павлин! Нарцисс! Ему же никто, кроме него самого, не нужен и не интересен, Ленка, очнись уже! Как мы вообще на него наткнулись, не понимаю?! – распаляясь все больше, почти кричала уже Юлька. – Ты бы себя видела, дурища! На тебя же больно смотреть – как лужа растеклась!

– Ничего я не растеклась… – вяло отбивалась Лена, слегка ошарашенная таким напором подруги и такой ненавистью к Никите, что сквозила в каждом ее слове. – Идем домой, я устала и есть очень хочу…

Мальчишка-курьер нетерпеливо переминался с ноги на ногу у подъезда. В его руках был огромный букет лилий, упакованный в прозрачную бумагу.

– Кому-то счастье привалило, – хмыкнула Воронкова.

Лена шагнула к подъезду и приложила чип к замку домофона:

– Вам в какую квартиру, молодой человек?

– В сорок вторую.

Лена слегка опешила – это была ее квартира.

– Не поняла…

Парень поднес к глазам планшет, на котором был укреплен бланк заказа, и прочитал:

– Улица Пограничников, дом девять, квартира сорок два. Крошина Елена Денисовна.

– Это она, – бесцеремонно ткнув пальцем в подругу, вмешалась Юлька. – А от кого такое богатство?

– Там не указано.

– Ну, что стоишь, расписывайся, не держи молодого человека, ему ведь работать нужно, – снова ткнув Лену в бок, распорядилась Юлька, забирая у курьера букет. – Нет, жизнь однозначно несправедлива – в кино снимаюсь я, а букеты несут старшему следователю!

– Ой, а вы ведь Юлия Воронкова, да? – ожил курьер, сунув Лене в руки планшет и ручку. – А дадите автограф для моей девушки? Она ваша поклонница.

– Разумеется, – очаровательно улыбнулась Юлька.

Курьер суетливо полез в рюкзак, вынул блокнот и протянул Воронковой. Та, забрав ручку у Лены, острыми мелкими буквами начеркала что-то на листке и оставила замысловатую подпись.

– Расскажу – не поверит, – пробормотал парень, убирая блокнот. – Спасибо!

– И вам спасибо за букет. Передавайте привет вашей подруге. – Юлька забрала у Лены ключ, открыла дверь и буквально впихнула оторопевшую подругу в подъезд. – На, держи. – Сунув в руки Лены букет, Воронкова вздохнула: – Как тебя угораздило въехать в дом без лифта? Хорошо еще, что этаж не такой высокий…

– Что ты все время жалуешься? Ты ж у нас «звезда», должна быть в форме – вот и занимайся зарядкой, пешком ходить полезно, – огрызнулась Крошина, пришедшая наконец в себя. – Интересно, от кого бы это могло быть?

– Ну, букет не из дешевых…

Они уже вошли в квартиру и даже успели снять верхнюю одежду, когда у Лены в сумке задребезжал мобильный.

– Алло! – пристраивая букет на краю стола в кухне, проговорила она в трубку.

– Ну как? – раздался голос Паровозникова.

– Что – как?

– Цветы, говорю, привезли тебе?

Лена испытала почти физическую боль от разочарования. Стараясь не выдать себя ничем, она помолчала секунду, набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:

– Спасибо… но зря – я лилии терпеть не могу…

– Да? – как-то растерянно произнес Андрей. – Ну, извини… хотел порадовать…

– Ничего… все равно спасибо. И… – начала она, но в трубке уже было тихо – Андрей сбросил звонок.

– Кто звонил? – поинтересовалась Юлька, уже успевшая вымыть руки и переодеться в шелковую пижаму.

– Паровозников. Это от него цветы.

– Однако… А ты, конечно, дуреха, надеялась, что от кого-то другого, да?

– Ни на что я не надеялась, – буркнула Лена, отворачиваясь. – Вообще не понимаю, с чего ты это взяла.

– Вот смотри, я тебе сейчас объясню так, что даже ты поймешь, – с оттенком снисхождения в голосе проговорила Юлька, глядя, как Лена старается поставить букет таким образом, чтобы не натыкаться на него взглядом. – Это твои любимые цветы, верно? Можешь не отвечать, я это со школы помню. Так вот. Паровозников присылает тебе твои любимые – подчеркиваю – любимые! – цветы, и ты говоришь ему, что терпеть не можешь лилии, я слышала, не отпирайся. Врешь ведь, и я это знаю. И Паровозников знает, потому что не раз видел ту единственную фотографию, на которой ты в обнимку с незабвенным Дядюшкой Ау – с Кольцовым, и в руках у тебя тот единственный букет лилий, что этот павлин подарил тебе за все время ваших недоотношений. И лицо у тебя на той фотографии такое счастливое, какое не сделаешь, если тебе не те цветы подарили. А Андрей у нас кто? Верно – опер. И опер, насколько я знаю, отличный. Думаешь, он не понимает, что ты не лилии не любишь, а его, Андрея? Думаешь, так сложно догадаться, что вот от Кольцова ты бы букет гадюк приняла и с благодарностью к груди прижимала, а от Андрея не хочешь даже любимых цветов – потому что Андрея не любишь? Ты, Ленка, всегда считаешь, что остальные глупее тебя, а зря. – Юлька протянула руку и взяла из вазочки фундук в шоколаде, забросила конфетку в рот и насмешливо посмотрела на Лену, чьи щеки стали напоминать два помидора. – Что, раскусила я тебя, гражданка следователь? Ну вот так. В общем, либо честно скажи Андрею, что у вас больше никогда ничего не будет – либо постарайся осознать, что, кроме него, тебя никто по-настоящему и не любил никогда. А иногда даже лучше, когда любят тебя, а не ты.