как я покинул своего нового врага. Тело порядком устало от такого марш-броска. Дыхание выбилось со своей привычной колеи. Каждый вдох раздирал горло. Сухость очень скоро легла на мой язык и ротовую полость, отчего стало только хуже. Пришлось сбавить темп, а потом и вовсе остановиться.

Позади не было никого. Впереди тоже. По лабиринту гулял холодный одинокий ветер, снующий из угла в угол. Беспощадный император рыщет по лабиринту в облике кровожадных волков, пытаясь застать меня врасплох. Он явно играет со мной, ибо такой могущественный Бог вполне может справиться с нетривиальным человеком вроде меня. Единственное, что останавливает его предстать передо мной в своей истинной и неповторимой форме – это неудавшийся когда-то давно ритуал, ставший проклятьем для императора тьмы. Поэтому он отправил за моей душой своих ищеек – голодных и очень злых, намереваясь получить ещё одну грешную душу в свою коллекцию. Рано или поздно император заполучит заблудшую душу. Мне лишь остаётся отчитывать минуты на моих жизненных часах.

***

Мои барабанные перепонки продолжал сверлить непрекращающийся волчий вой. Родичи того мутанта услышали его и вняли голосу стаи. Теперь каждый из них рыщет по закрученным и запутанным ходам лабиринта в поисках одного невезучего учёного, ставшего новой жертвой для какой-то твари, провозгласившей себя Богом всей вселенной, не беря во внимание мнение земных Богов, славящихся своим милосердием и благородием. Они любят свой мир, в отличие от императора Барласа, готового сожрать напуганную и измученную душу!

Я продолжал идти по запутанной сети проходов, в надежде, что каждый новый выведет меня из ловушки. Громадные стены лабиринта взымались вверх на десять, а то и пятнадцать метров. Подсчётом высоты заниматься некогда, ибо каждый раз, как я заворачиваю в очередной проход, слышу по ту сторону ледяной стены заунывный вой и безжалостный рык зверей. Местами, где толщина стены не превышает двух или трёх метров, виднеются ни в пример большие силуэты волков, вынюхивающих мой след. И каждый раз, когда я сворачиваю на новый путь, я вздрагиваю, видя за стеной своего врага, кажущегося так близко и одновременно далеко. Они видят меня и чуют, но почему-то не могут отыскать. И мне крайне не хочется встречаться с таким врагом, чья сила и мощь выше моей на десять, а то и на двадцать голов. Иногда меня обхватывает панический ужас, сжимая в тески уныния и страха. Порой хочется смеяться от одного лишь вида маленького ножика, только и годящегося, чтобы резать хлеб, а не защищаться от стаи разъярённых волков. Местами мне слышался мерзкий и тошнотворный запах мокрой псины. Приходилось задерживать дыхание и хвататься за рот, чтобы невольно не выплеснуть содержимое желудка.

Очень скоро сознание вновь заявило о себе. Кромешная бело-голубая пелена стояла перед глазами и отказывалась отступать даже на секунду. Рычания и вой сводили меня с ума. Я боялся каждого шороха и любого незнакомого звука, а иногда даже и своих шагов. Страх лобзал меня со всех сторон, стараясь как можно скорее вывести из равновесия – и ему это удавалось. В голову вновь начали лезть дурные мысли. Перед глазами всплывали людские силуэты, ставшие узниками вековечного лабиринта. Они кричали и били кулаками о ледяные монолиты, пытаясь продолбить себя дорогу к выходу. Кто-то и вовсе использовал свои ногти в качестве зацепов и несмотря на дикую боль и скрипящие от усилия ногти, они продолжали пробовать и лезть всё выше и выше, а потом… падали. Кровь текла по коже, ногти отслаивались от плоти, но они не сдавались, боясь быть съеденными императором Барласом. Я слышал их несмолкаемые крики, наблюдал за их жалкими попытками выбраться отсюда, но каждый из них… Пал в этом запутанном кладбище, спрятанным от глаз земных Богов. Ни одна из этих душ не нашла покоя в мире мёртвых, потому что попросту не попали в него. Неприкаянные души скитаются тут и там, в надежде обрести свободу и вновь увидеть красоты мира, лежащие далеко за пределами ледяной пустоши.

Внезапно, я услышал резкий, но глухой удар позади себя. Резко развернувшись, я увидел мужчину, бьющегося головой о непреступную стену. Я подошёл к нему и хотел было взять за плечо и оттянуть от стены, но рука моя прошла сквозь призрачную фигуру, в очередной раз впечатавшую свой лоб в лёд. Кровавые подтёки оставляли незамысловатые рисунки на замёрзшей воде. Струйки багровой крови стекали по щекам, а потом падали вниз, образую на снегу неприглядные кляксы, как будто бы упавшие с пера писателя, потерявшего волю и интерес к своему делу.

Эти пугающие картины заставляли меня опускать руки. Тело отказывалось идти вперёд, ведь лабиринт невозможно вот так просто преодолеть. Образы обессиленных и страждущих будто бы упрекали меня. Упрекали за то, что я ещё жив. Призрачные фигуры переглядывались между собой – все окровавленные, со сломанными руками, пальцами и другими конечностями. Их гнев был направлен на того, кто меньше всего был повинен в их смерти. Пронзительные и такие жуткие глаза сверлили меня, пытаясь испепелить. По всей видимости Барлас внушил им, что я враг для всех, а также, что именно на моих плечах лежит вина за смерть этих несчастных людей. Однако, так или иначе, но сдаваться я не желал. Руки опускались, но сила воли и упёртый характер продолжали поднимать их вверх. Поэтому, я продолжал идти, шарахаясь от каждого встречного призрака, тянущего свои руки к моей душе. И когда какой-либо призрак касался меня, по телу пробегали мурашки, а позвоночник холодел и тяжелел, становясь металлической конструкцией, тянущей меня вниз.

Несмотря ни на что, я двигался дальше. Над головой моей маячило тускнеющее небо. По всей видимости я нахожусь сейчас в центральной башне с открытым куполом. От осознания этого, по коже пустился замогильный хлад, заставивший меня вздрогнуть от накативших мыслей. Я боялся, что те летающие твари вновь прибудут сюда и начнут бесноваться и пронзительно выть, стараясь как можно быстрее сожрать меня. Однако же, ими здесь и близко не пахло.

Часом позже я заметил, что волчий рык смолк, а призрачные фигуры всё меньше попадались на пути. Но несмотря на стихающие события, организм мой не умолкал: сердце нещадно колотилось, стараясь выпрыгнуть из груди и ускакать подальше от этого места; коленки дрожали, но не от холода, а от страха; глаза безостановочно сканировали каждый угол, чтобы вовремя увидеть врага; разум как всегда пускался в пляс, рисуя разнообразные исходы, почти в каждом из которых меня настигает смерть.

Через неопределённое количество времени, в мои уши снова