Богов. Его душа ожидала отправки в место, отдалённое от человеческого понимания. Чем ближе я подходил к нему, тем чётче прослеживалась одежда, похожая на нашу экспедиционную форму. Рядом с ним лежал походный рюкзак. От такого зрелища моё сердце вздёрнулось, упав куда-то в ноги. Дыхание участилось, а грудь заболела от избытка холодного воздуха. Ноги заныли от боли и нежелания идти дальше. Интуиция кричала мне нескрываемую правду, в которую я до последнего отказывался верить. Пульс выскочил за пределы дозволенного, от чего грудь сдавило болью. Тяжесть упала на плечи. Тело отказывалось продвигаться дальше, застыв подобно статуе, ожидающей своей скорой аннигиляции. Я смотрел на этого человека и видел в нём самого себя. Призрачные голоса всё громче перешёптывались в воздухе, пытаясь освободить меня от ненужных мыслей. Но, отвлечь испуганного человека не так просто. Инстинкт самосохранения оказался сильнее напористых приказов жрецов и давно потерянных душ. Несмотря на призрачный строй гигантов, вокруг меня вновь легла атмосфера полного одиночества и беззащитности, пред невообразимым ужасом. Стройная мелодия, исходящая от флейты, виолончели, скрипки и рояли, стала нагнетать и без того напряжённую атмосферу, приводя меня в состояние полной растерянности и беспощадного бессилия.

Пересилив страх и переступив через самого себя, я всё же подошёл к неподвижной статуе, смотрящей в чистое голубое небо. Моя рука потянулась к плечам знакомой мне фигуры с содроганием души и сердечной болью. Сдавливающее чувство охватило шею, перекрыв доступ к кислороду. Вески пульсировали, сбивая с толку. Перчатка коснулась одежды, но силуэт не сдвинулся с места. Я обошёл его и встал лицом к лицу, оставив все пугающее позади себя. Я чувствовал некую ответственность перед этим человеком. Он был мне другом. С самого института Роберт поддерживал меня во всех начинаниях, в каждой научной работе, помогая мне с тонкостью написания нелюбимых для меня статей и научных работ, бывших для меня очередной ступенькой к познанию своих собственных сил и стремлению к работе мечты, но я оставил его, не уследил и… убил.

Пустые тускло-карие глазницы слепо смотрели в небесную длань, подернутую неописуемо-красивым южным сиянием, в котором виднелись переливчатые души людей, стремящихся к безбрежным далям и не исследованным краям. На несколько секунд небо скрылось за тёмной вуалью, по которой медленно плыло полярное сияние, отбрасывая зелёные волнообразные свечения, вливающиеся в прозрачно-ледяной град, делая его спокойным и более величественным, чем он есть на самом деле. Барельефы с изображениями людей оживали и двигались в такт умиротворяющей мелодии необъяснимого свечения, уходящего далеко за горизонт. Центральные колоннады отплясывали невообразимые танцы, призывающие к полному спокойствию. Вереница из жрецов и обычных гигантов застыла в преддверье чего-то более грандиозного и несравненного. Призрачная свита подняла свои безликие лица к матовому небу. В воздухе послышался волчий вой и нечленораздельное бормотание вперемешку с непередаваемым гоготом какой-то странной и доселе неведомой птицы, по размерам явно превосходящей ястреба или орла в четыре, а то и в шесть раз!

Слёзы невольно потекли по моим щекам. Холодные ручейки неслись по моей плоти, отдавая дань лучшему другу, ставшему мне опорой и поддержкой в нелёгкий период жизни. Я корил себя за необдуманные действия и за дурное отношение к Роберту. Мой разум был более-менее чист и ясен, в отличие от его. Я мог остановить его и отговорить от глупой затеи и от пустого желания постичь всё и сразу. Но, время обхитрить нельзя, да и как изменить то, что уже произошло? Это не в моих силах. Людская власть ничтожно мала. То, как многие люди в голос кричат о человеческом величии и неизменном стремлении к чему-то новому и не в пример могущественному – сущий бред. Машина времени – фантастический сон безумца, начитавшегося всякой псевдонаучной лебеды и всякой прочей дряни, растлевающей сознание бедного «ученого» или «изобретателя». Я не столь категоричен во всех подобных замыслах и идеях, но даже тот же Пьер Симон Лаплас со своим мысленным экспериментом, связанным с его популярным демоном Лапласом выглядит крайне хрупким и неправдоподобным. Его гипотеза имеет много дыр и несостыковок. Принять во внимание в нынешний момент времени положение и скорость частицы во вселенной, дабы раскрыть её будущее и прочитать прошлое – не более, чем сказка, рассказанная ребёнку, из которого взрослые хотят взрастить будущего физика и гения! Никакая машина не способна просчитать такое количество данных! Да и к тому же, нельзя просто так взять и вторгнуться в истинные и никому неподвластные законы мироздания. Моё мнение таково – мать природа заранее продумала всё «от» и «до», создав для человека рамки возможного влияния, дабы не дать ему возможность властвовать над материальной и не материальной составляющей вселенной. Дать человеку шанс управлять временем и пространством, всё равно, что дать ребёнку заряженный пистолет – чистой воды безумие! Всё повергнется в хаос и наш закат приблизится гораздо раньше положенного срока, ибо человек нетерпелив и любознателен. Может это и к лучшему? Если бы у меня была машина времени, я бы немедля отправился в прошлое, пытаясь отговорить всех членов экспедиции от этой дурацкой затеи! Не исключено, что моё действие привело бы к ещё более ужасающим и непоправимым последствиям. Я бы зашёл ещё дальше, стараясь просчитать все провалы на моём жизненном пути, и по итогу бы застрял в петле времени, оставленный наедине с новыми проблемами, которые пришлось бы исправлять. Жизнь такая штука, которая в любом случае заберёт у тебя то, что не принадлежит тебе и подарит то, в чём ты нуждаешься. Роберт не заслуживал такой участи, но он желал её получить. Теперь его душа смотрит на меня с извилистых зелёных потоков, ожидая от моего сердца правильного шага. Проблема лишь в том, что я не знаю, как поступить и куда бежать. Я окружён и сломлен.

Куртка была расстёгнута, оголив торс. Плоть покрылась зелёными стоками и непонятными рунами. На коже загорелись уже знакомые мне символы, напоминавшие слова какого-то древнего заклинания. В области груди были выжжены пентаграммы, одним видом приводящие меня в тихий ужас и необъяснимую панику. Таинственные голоса пробрались ко мне в голову маняще призывая в храм великого чудовища Барласа. Я сопротивлялся, как только мог, но их потуги были сильнее моего желания поскорее смыться из этой мертвой пустыни, покрытой благодатным зелёным сиянием, берущим своё начало в голосах мёртвых, изо всех сил, старающихся передать свои теплящиеся мысли.

Очень скоро сияние прекратилось и тело моего друга вспыхнуло зеленоватым пламенем. Огонёк души вырвался наружу, покинув тленную оболочку, став единым целым с сонмом других призраков, павших