Шрифт:
Закладка:
А она с невероятной бодростью направилась в дальний угол нашего дворика, к произрастающим там нескольким хилым деревцам, и принялась нарезать среди них круги, то и дело к чему-то принюхиваясь. И в этом ее нехитром собачьем ритуале было столько сосредоточенной отрешенности, что я наблюдал за ее перебежками, как за каким-то древним священным обрядом, полным сакрального смысла. Я не мог не то, чтобы с места тронуться, даже пошевелиться, пока промозглый мартовский холодок не пробрался ко мне за пазуху. Только тогда я поднял воротник куртки и позволил себе какое-то подобие прогулки по дорожке, соединяющей пятачок перед подъездом со сквериком в углу двора. Мои ноги разъезжались в хлюпающей каше грязного снега, и со стороны я, наверняка, выглядел неуклюже и нелепо, и все-таки не уходил. И это притом что после ночи, проведенной у компьютера, я чувствовал себя разбитым. По-хорошему мне следовало бы плюнуть на все, подняться в квартиру и рухнуть ничком на диван, а я терпеливо ждал, когда приблудная серая псина пометит унылые мокрые деревца, притулившиеся с самого краю.
И только когда дрожь стала пробирать меня не до самых внутренностей, я позволил себе осторожно свистнуть. Честно говоря, я не очень-то рассчитывал, что этот мой призыв возымеет на собачонку нужное действие, а потому, увидев ее у своих ног уже через минуту, испытал удивление, смешанное с тайным восторгом. Вряд ли кто-нибудь в жизни повиновался мне с такой восхитительной готовностью!
– Набегалась? – с притворной ворчливостью осведомился я и повернул к дому.
Псина безропотно побежала за мной, а я, неожиданно размякший и разомлевший, пообещал себе в самое ближайшее время совершить вылазку в зоомагазин и купить ей поводок. Дома я дал собачонке колбасы, а себе пожарил яичницу. Затем, набив как следует утробу, предпринял попытку снова засесть за работу, не увенчавшуюся, впрочем, успехом. А потому, решив себя больше не мучить понапрасну, я возложил свое бренное тело на диван и канул в сон, как кирпич в воду. По-моему, мне даже что-то снилось, но стремительное пробуждение, которому я вновь был обязан собаке, стерло все картинки. Правда, я не стал ей на это пенять. Почему? Вопрос вопросов.
Еще несколько минут я провалялся на диване, прислушиваясь к тишине. Было темно, и я решил, что уже ночь, но данное обстоятельство меня скорее обрадовало, нежели расстроило. Как бы бездарно не прошел этот день, главное, он все-таки прошел, а с ним вместе и забота, чем его заполнить. Понуждаемый собачьими повизгиваниями, не включая света, запрыгнул в штаны и привычно нащупал мобильник в кармане. Больше для проформы проверил, не звонил ли мне кто, и с удивлением обнаружил, что, пока я дрыхнул, меня домогались сразу трое: моя сестрица Алка, уже известный вам приятель-графоман Серега и Кирилл из издательства «Дор». Следующим сюрпризом стали высветившиеся на экране цифры «17.39». Увы, но вместе с ними на моем горизонте замаячил неприкаянный мартовский вечер, который мне еще только предстояло на что-нибудь убить!
На что именно, я дал себе труд подумать чуть позже, уже во дворе, когда моя псина совершала свой традиционный обход деревьев, а я, столь же традиционно мерз на ветру. Но прежде я позвонил сестре, чтобы узнать, зачем я ей понадобился.
– Ну, наконец-то! – бесцеремонно ворвалась мне в ухо Алка. – Никогда до тебя не дозвонишься!
– Почему никогда? – вяло возразил я, отодвигая трубку, чтобы не оглохнуть.
– Потому что никогда! – Отрезала Алка, и, прежде чем я успел очухаться, снова на меня наехала. – Ты когда в последний раз мать навещал?
– Ну-у… – я честно силился вспомнить. Кажется, это было на Рождество. Точно, на Рождество. А что, не так уж и много времени прошло… Хотя, уже почти три месяца…
– Что ну? Она же целыми днями одна, скучает, – Алка старательно и методично втыкала мне в душу иголки. – Совесть у тебя есть?
– А что, тебе одолжить? – огрызнулся я, тихо заводясь. – В конце концов, она твою дачу охраняет, а не мою!
– И что ты этим хочешь сказать? – судя по боевому Алкиному вступлению, она была настроена на долгое и подробное выяснение отношений.
Нависший надо мной призрак доброй семейной ссоры сделал меня намного сговорчивей. Мало ли, что я хотел сказать! Например, про то, что, не вывези Алка мать на тридцатый километр от Москвы, та бы сейчас не скучала. Но сказал-то я совсем другое:
– Ладно, не бери в голову. Я приеду…
И добавил:
– В выходные…
Алка тяжко вздохнула и отключилась.
Теперь, по идее, следовало бы связаться с Кириллом из «Дора», но мне почему-то ужасно не хотелось это делать, сколько я себя не убеждал. Он, наверняка, спросит, как продвигается работа над рукописью, а что я ему отвечу? Ну да, просидел я над ней ночь напролет, только много ли с того проку, если я боюсь взглянуть на плоды своих титанических трудов свежим глазом? К тому же меня хватило всего лишь на несколько диалогов, а до любовных сцен я пока не добрался и не факт, что когда-либо доберусь.
Короче говоря, Кириллу я так и не позвонил, зато позвонил Сереге. Тот накинулся на меня не хуже Алки:
– Сапрыкин, ты куда пропал? Загордился, что ли?
– С чего бы? – Буркнул я угрюмо.
– Ну как же, ты же у нас теперь классик!
Началось! Я хотел уже послать Серегу куда подальше, но он вовремя сбавил обороты:
– Слушай, Сапрыкин, не знаю, как ты, а я сегодня никакой… Не могу уже на этот комп смотреть. Корроче… Мы тут с одной моей знакомой сегодня выход в открытый астрал наметили. Давай, присоединяйся к нам.
– Куда-куда?
– Ну, это Людка так выражается, захихикал в трубку Серега и добавил. – Она подрабатывает в каком-то астрологическом вестнике. Тоже наша сестра, сочинительница. Ну вот, подгребай к нам. Посидим, выпьем по рюмашке, поболтаем…
– К вам, это к тебе? – уточнил я.
– Зачем ко мне? Я ж тебе говорю, мне осточертело в четырех стенах