Шрифт:
Закладка:
Зрим пред собою множество предстоящих,
а не воспоминаем ово во гробех лежащих,
и не помышляем, яко тацем же всем быти,
а — кому сколко ни жити, а смерти не избыти!
Цари же паки и владетели царство к царству привозхищают
и тем велию себе хвалу и честь приобретают.
Вельможи же их, видяще к себе честь велику,
а не воспоминают во уме своем, како бы им достигнути к праведных лику.
А богатии богатство к богатству прилагают
и во всяк день прибытки к прибыткам причитают,
и радуются, и веселятся, зря на свое богатство,
а не помышляют, како бы им внити в небесное царство.
А нищий и неимущий о нужных своих пекутся,
також и тии — далече от Христа своего и бога несутся.
А инии о иных своих потребах всегда попечение творят,
також о души своей мало прилежат
и во вся дни живота своего пекутся о своих телесных,
а не поминают по себя посланников безвестных.
Неложно бо есть сей свет прелестная пиявица.
Радует же ся и тот, на ком лежит и малая славица.
Вящшая же слава и болши ум возвышает
и душевныя добродетели творить не повелевает;
по Великому Богослову[37]: не токмо египтян льстит,
но и всех нас, иеросалимлян[38], очеса межит.
Еще же и самый пастырский жезл держащих
и посническое житие проходящих
честию и славою, и саном прелщает
и ум их к возношению возставляет.
И паки глаголет златый языком Иоанн,[39]
иже от чрева материя божественным светом осиян:
Мир сей яко лукавая блудница,
поистинне, яко злоковарная лисица.
Неложно бо паки речено, яко мзда омрачает очи мудрых[40]
и творит их аки безумных и немудрых,
и от того их погибают правыя глаголы,
и чинятся в них душевныя от того расколы.
Сего ради не даст сей свет о души своей пещися,
и до конца прелести его не отрещися:
Не токмо в славе и богатстве живущии
и радуются, и веселятся,
но и в недостаточных житиях пребывающии
о смертном часу не тщатся;
вся дни живота своего пекутся о телеснем потребстве
и помышляют же о суетном и о земнем богатстве.
Понеже сей свет прелестными своими зло льстит
и ум наш, и сердце всегда веселит,
и паки сладостен и радостен нам является,
потому слабый наш ум к нему прилепляется.
Не вем, како бы ум и мысль приложити,
развее на всесилнаго бога надежда вся возложити,
чтоб всякому христоименитому конец благ получити
и с ним, со Христом и богом нашим, во веки веков жити.
Не хощет бо он, творец наш и бог, никому погибнути,
и нам бы к нему сердцы своими слово благо отрыгнути,
и к добродетелем его всегда подвизатися,
и противу супостат своих вооружатися.
Слово 3-е.
О человечестей плоти
Что же рцем или что возглаголем о многоработней нашей окаянней плоти?
Якож вначале рехом: бываем бо некогда ея ради яко безсловеснии скоти.
Или, рещи, горши того безсловеснаго скота,
забываем бо ея деля вечнаго живота,
внегда бо вь ея хотении пребываем,
а к вечному селению не помышляем.
И паки день и нощь об ней печемся,
тем от Христа своего и бога далече несемся.
Не токмо они, невернии,
но и мы — вернии,
окаянному своему телу угождаем
и никако ж к вечному тому пребыванию помышляем.
Кто силен будет тело свое уморити,
тот возможет и душу свою от вечныя муки свободити.
Аще кто в похотение его вдастся,
тот и нехотя в места мучения предастся,
день бо и нощь во своих похотех пребывает
и госпожу свою аки злый конь всадника низлагает[41].
Не вемы, како ея <плоть нашу> смирити,
душу свою от вечныя муки свободити,
совокуплена бо есть с нею, безсмертною царицею,
и сотворенна бысть тако ж всесилнаго бога десницею;
и друга без другой не можета зде быти,
а и во оном же веце вкупе же имут жити.
Аще добре или зле зде пожиста,
райския или адския двери себе отвориста.
Ох, увы, злая и лютая томителница
и всякого греха любителница,
паче всех любодейца,
госпожи своей и себе лютая злодейца!
Пространное ж ея деяние не у время зде написати,
могут о том любомудростныя книги сказати —
какова ея сила и действа,
и многая ея различная злодейства.
Мы же зде вкратце абие изрековаем,
к вашей духовней любви предлагаем.
Кто неработен будет своему телу
и кто тако потщится к духовному делу,
якож день и нощь о телеснем своем потребстве печется
и от Христа своего и бога далече несется.
Того ради подобает противу ея аки храбру воину стояти
и воли ей в ея хотении не давати.
Аще и несть мощно души нашей без нея быти,
но обаче не все бы в ея хотении жити.
Тем подобает ея аки коня браздою крепким умом своим кому держати[42]
и во всех ея похотениих воли ей не давати.
Приложим же глагол
О несытой нашей утробе,
яко ж и выше рехом, смеятися нам творит,
видящи мертвеца при самом гробе
Ея ж многия вины от святых отец некто изрековает[43],
от нея ж лютое падение души нашей бывает.
И ин некто мудр и свят муж об ней изоаписа[44]
и вся ея мудрования тонце исписа.
И вси святии отцы об ней изрековают
и всегда утесневатися повелевают.
Понеже насыщение чрева целомудрие раззоряет
и бдению многу спону сотворяет,
и прочим добродстем супротивляется,
и никогда же к горнему пребыванию возвышается.
И аки свиния обыче в кале валятися,
всегда бо хощет чрез меру насыщатися.
И паки всегда к своим
