Николай Иванович постучался в комнату. Он был смертельно бледен, руки его дрожали, как в лихорадке. На пороге появилась женщина.

— Что угодно?

— Ванда, неужели ты меня не узнаешь? Я Колька!

— Колька! — прошептала она. — Ты жив? Мы думали, что тебя сожгли. Папа вспоминал тебя перед смертью.

— Он умер?

— Да. Но он дожил до победы. А Янек здесь. Он получил квартиру в городе. Наш Янек стал инженером, он строит дома. Поехали к Янеку. Вот-то будет радость!

Ванда предварительно позвонила брату, и для Янека наше появление не было столь неожиданным, как для его сестры. И все же Янек Цвиклицкий ощупал Николая Ивановича, точно хотел убедиться, что перед ним материальное тело, а не святой дух. Он все время спрашивал:

— Колька, да как ты мог спастись из этого ада?

А Николай Иванович отвечал:

— Благодаря тебе, Янек, благодаря Ванде и вашему отцу.

Дверь распахнулась, и в комнату вошла интересная молодая женщина, которая вела за руку мальчугана.

— Не узнаешь, Колька?

— Не узнаю.

— Это наша Ирэна. Помнишь, когда ты у нас обедал, она тоже караулила тебя от немцев во дворе.

Николай Иванович сидел в кругу большой дружной семьи Цвиклицких, и все смотрели на него глазами, полными слез и счастья.

— Нам уже пора ехать, — сказал наконец Писарев. — Наши давно уже в Катовицах.

— Да брось ты, Колька, — запротестовал Янек, — Я отправлю тебя в Катовицы на такси, на поезде, на чем угодно! Но неужели ты думаешь, что я отпущу тебя без обеда?

И все самое лучшее, что было в тот день в городских магазинах, явилось на стол. А радио Катовиц в честь приезда ветеранов начало передавать концерт советских песен. И все мы дружно подхватывали мотив…

Наступил вечер, а вместе с ним и пора прощания. Янек вызвал такси и отправился провожать нас на вокзал.

— Колька, — все повторял Янек, — как тебе удалось выбраться из этого ада?

Над городом зажигались вечерние огни. Из школы возвращались дети. В ресторане играла музыка. Там танцевала молодежь. Мы ехали по возрожденному, счастливому польскому городу Освенциму. И только труба давно погасшей печи крематория, вздыбленная к небу, напоминала о миллионах человеческих жизней, загубленных на этой земле.

1961 г.

ЗА ПОРОГОМ НАШЕГО ДОМА

Сначала я очень хотел увидеть места былых сражений, страны, которым мы, советские солдаты, принесли свободу.

Мечта моя сбылась. Я увидел возрожденный Будапешт, могилы моих товарищей в румынских Карпатах, счастливые улыбки пражских девушек…

А потом журналистские пути-дороги повели меня все дальше от порога моего дома. Я побывал в такой огромной стране, как Соединенные Штаты Америки, и в маленьком Люксембурге, мне довелось увидеть жаркую Индию и холодную Исландию, норвежские фьорды и пальмы Греции.

Я проехал много лишь по знойной Сахаре и с горсткой смельчаков на маленькой парусной шхуне проделал путь от Ленинграда до холодных берегов Гренландии.

Я испытывал огромную радость открывать для себя новые страны и города, знакомиться с жизнью иноязычных народов, с их стремлением и надеждами, тревогами и твердой верой в будущее.

ЗНАМЕНИТАЯ ДИНАСТИЯ

Мы едем по Альфёльду. По обеим сторонам шоссе сплошным золотистым океаном разлились до самого горизонта поля. Колышутся на ветру, точно разбушевавшиеся волны, тугие колосья пшеницы, задрав огненные диски, глядятся в голубое безоблачное небо подсолнечники, клонятся под тяжестью янтарных початков стебли кукурузы.

Под арками автомобильных мостов, перебирая камушки, картаво поют свои неумолчные песни говорливые речушки и ручейки. Безукоризненно ровными линиями прочерчивают степь лесозащитные полосы. Среди кукурузно-подсолнечного раздолья, словно островки, выбегают к большой автомобильной дороге белокаменные альфёльдские села. Внешне они очень похожи друг на друга: те же добротные строения, утопающие в зелени садов, те же певучие журавли над колодцами, тот же разноцветный ковер полей, что начинается сразу же за околицей.

Альфёльд — это Венгерская низменность, которая пролегла на восток от Дуная. Весь Альфёльд ровен, как блин. Здесь нет ни горных хребтов, ни холмистых возвышенностей, ни впадин. Словно какой-то великан, перешагнув через Дунай, специально прошелся гигантскими катками по этим просторам. И не просто прошелся, но и напитал их живительными, благодатными соками.

Даже никуда не сворачивая с дороги, видишь, как несметно богата и щедра альфёльдская земля. Наша машина то и дело обгоняет грузовики, наполненные до самых бортов зерном и овощами. Навстречу нам везут племенных быков, свиней, овец. На обочине дороги — множество велосипедистов. Едут маленькие ребятишки и здоровенные парни, женщины в цветастых деревенских юбках и почтенные старики в высоких бараньих шапках. И все они умудряются каким-то чудом подвешивать с разных сторон к велосипеду самые необычайные грузы. Из лукошек и корзинок выглядывают розовые пятачки поросят, слышится кудахтанье кур, кряканье уток.

Да, богата и щедра земля Альфёльда. Она может прокормить много, очень много людей. Но до освобождения страны она не кормила даже тех, кто ее взлелеял, выхолил, украсил садами, обильно полил потом и кровью. Нигде в Венгрии не было столько нищих, безземельных крестьян, как тут. Целые альфёльдские села состояли из одних батраков, работавших в помещичьих латифундиях.

— Земли, леса и воды в этой части равнины с незапамятных времен принадлежали графам Алмаши, некогда одной из самых знатных фамилий Венгрии, — рассказывает нам заведующий свинофермой госхоза Мезехедеш Шандор Бенцик.

Мы приехали в госхоз под вечер, перед заходом солнца. Его косые лучи поднимали пар над лугами. Только что прошел проливной дождь, стало прохладнее, повеяло близкой осенью. Сквозь окна просторной квартиры заведующего фермой хорошо видна главная улица центральной усадьбы. На ней встали двухэтажные дома, школа, детские ясли, магазины, кинотеатр.

Улицу перерезает узкоколейка. По ней взад и вперед снуют маленькие, совсем игрушечные паровозики. На таких же игрушечных платформах важно переезжают необычные пассажиры — телята, гуси, индюки. Хозяйство на центральной усадьбе большое: мясокомбинат, винокурни, мельницы, мыловарни.

Шандор Бенцик — кряжистый, крепкий старик с молодыми острыми глазами. На нем длинный старомодный сюртук, под которым видна жилетка. Старый Бенцик неторопливо раскуривает трубку и рассказывает о былом.

— Да, да, графы Алмаши были могущественными людьми. Их знали не только у нас в Венгрии, но и во всей Европе. Первые графы дрались на рыцарских турнирах, охотились на оленей и диких кабанов, их потомки согнали мужиков с земель, построили фабрики и заводы. А мы, Бенцики, из поколения в поколение пасли графских свиней. Свинопасами были мой отец, дед и дед моего деда. Вот почему, когда я чуть-чуть подрос, меня тоже определили в свинопасы. Первого декабря двенадцатого года я