«В старину волк служил пастухом. Каждый раз, когда он пригонял домой скот, хозяйка должна была испечь небольшой хлебец и дать волку за дневную службу. В одной деревне хозяйка была очень скупа: ей надоело каждый день приготовлять по хлебу. Она взяла камень и накалила его в печи; когда волк пришел, она бросила ему раскаленный камень. Волк схватил его вместо хлеба и обжег себе морду. От того ожога и поныне у волка конец морды черен. За такую неблагодарность волк пожаловался на хозяйку Богу. Бог велел волку жить в лесу, как самому, мол, хочется, и выбирать из хозяйского стада любую скотину в пищу. С тех пор волки живут в лесах и едят овец и другую скотину из хозяйских стад».

Стало быть, во всем виноваты люди. И поделом им! А что волк вначале любил их, это не подлежит сомнению. Выше мы видели, в статье «Аист», что волк даже торговал «распивочно и на вынос» и отпускал людям водку в долг. Благодеяние не из последних!

Юцевич на с. 41 говорит, что волк в древности, вероятно, пользовался каким-то особым уважением, так как простонародье доныне, чтобы не прогневить его, не называет его волком, а лауттш (полевик), и не говорят «волки воют», а «лаукинисы поют».

По Эйнгорну («Reformatio gentis Letticae in Dukatu Curlandiae»), латыши в декабре, приблизительно около Рождества Христова, соблюдали языческий обычай «отогнания волков» (Gainat Wilkas), т. е. на перекрестке, при особых языческих церемониях жертвовали волкам козу с целью отвращения вреда от скота – и уверяли, что после такого жертвоприношения волк во весь год скоту вреда не принесет, если он пройдет даже через стадо.

В Зельбурге и Динабурге особенно распространено было поклонение лешему (Buschgott), по-латышски mеżа diws, или лесному мужу (межавирс или Вальдманн), и что Эйнгорн полагает, будто волк именно имеет прозвище лесного бога, или лесного мужа.

10. Медведь (Мешка)

На севере, где не водятся львы – эти цари зверей, – медведь считался представителем силы и мужества; оттого он и вошел в гербы многих северных дворян.

О происхождении медведя Юцевич (с. 78) передает следующее литовское поверье:

«Однажды Бог в виде старца шел через мост. Вдруг человек, по имени Балтрас, вздумал испугать Бога и заревел ужасным голосом из-за камня, за которым сидел. Бог нашел эту шутку глупою и неуместною и за неуважение к себе превратил Балтраса в медведя, оставив ему на задних ногах человеческие ступни в воспоминание того, что он был человеком».

11. Конь (Арклис)

В поверьях всех веков и народов конь играл первенствующую роль из всех животных и был любимцем богов.

Кони серебряный, золотой и алмазный везли колесницу Солнца.

По скандинавским сагам (Новая Эдда), Альфедр, отец всех богов, людей и целого созданного им мира, дал ночи и дню колесницы для объезда земли: впереди едет ночь на коне Гримфакси (Замерзшая грива), с удил которого падает роса на землю, а за нею день на коне Скинфакси (Сияющая грива).

У Аполлона был крылатый конь Пегас.

Литовский Перкун имел на небе огненного коня по имени Липсностас (Молниеносный), который путь свой означал огненными следами или молнией.

Литовские мурги, или тени павших героев, разъезжали на Дунгусе (на небе) на крылатых конях.

Кроме того, были и волшебные кони, у которых «из ноздрей вылетало пламя, а из ушей валил дым столбом». Эти кони-чародеи служили легендарным богатырям и героям, которые входили внутрь их в одно ухо, а выходили в другое и где даже «Иваны-дураки» перерождались в таких красавцев, что «ни в сказках рассказать, ни пером описать». Такие кони выручали своих ездоков из страшных опасностей, причем всегда говорили человеческим голосом: «Это не служба, а службишка – служба еще впереди». Даже невзрачный Конек-Горбунок был сверхъестественным волшебником. Богатырю Витолю принадлежал волшебный конь Иодз (см. «Витолерауда» Ерашевского).

Легенды и предания о подобных конях, общие всем народам древнего и современного мира, заимствуются одним народом от другого; а в христианскую эпоху даже дьяволы начали принимать форму коней и возить на себе не только мертвецов и другую нечистую силу, но и живых людей, умевших погнить себе черта или продавших ему свою душу. Поверья эти жили и живут доныне и между литовцами – и так схожи с известными всякому поверьями других народов, что не заслуживают повторения.

У литовцев конь после человека считался самым благородным животным: понятие о воине, рыцаре, всегда соединялось с конем, точно так, как понятие о земледельце было неразлучно с волом. Конь вместе с почившим героем сжигался на костре.