я тоже вздохнул.

— Ну, а ты попробуй что-то хорошее увидеть во всем этом, — посоветовала добрая женщина.

— Только и остается! — проговорил я. — Где бы я ещё с конем пообщаться смог. Опять же избушку на курьих ножках увидел. А в перспективе еще встреча с Кощеем намечается!

— А что, там откуда ты явился, кони не разговаривают? — спросила Ягиня.

— Конечно нет. И богатырей нет. И ведьм тоже нет, а лекарства в аптеке продаются. И хвост Чуда-Юда для них не требуется.

— Скучно вы живете, — ответила женщина, потом добавила, — ты мне потом расскажешь поподробнее. А пока давай, иди в баньку попарься, да ужинать будем.

— Там Белокрыл про овёс спрашивал, — вспомнил я про коня.

— Не волнуйся, о коне уже позаботились. Отдыхает после дороги в стойле с мягким сеном, — сказала Ягиня. — Я так понимаю, что он думает, что ты Путята. Да? И как он тебе поверил? Он же Путяту лучше всех знает.

— Да я сказал ему, что память потерял. Я же пришел в себя, ну то есть в Путяту, когда того Анчутка вырубил. А Белокрыл спас мне жизнь. Ну, а потом я уже этого Анчутку победил и рог у него отрубил.

— Ты герой! — улыбнулась Ягиня.

— Ты не говори коню, что я это не я, — попросил я.

— Не скажу, сам решишь, сказать ему или не надо. Все иди, а то баня стынет.

Баня — это хорошо. Сейчас помоюсь с удовольствием! С самыми приятными мыслями я пошёл в баню, вспоминая, как мы ходили в баню с Аней. Там еще сауна была и бассейн с ледяной водой. И Аня каждый раз визжала от души, когда погружалась в этот бассейн после сауны.

В бане было жарко, так жарко, что я открыл входную дверь, но лучше не стало. Да, удовольствия не получиться. Тут хоть бы просто помыться. На лавке стоял таз с запаренными вениками. Около стены притулились две бочки с горячей и холодной водой, в одной из них плавал деревянный ковшик. Ни мыла, ни мочалки не наблюдалось. Правда еще имелась чашка с каким-то серым порошком.

— Эх, бестолочь. Зачем баню открыл? Выстудится! — услышал я чей-то голос. И дверь закрылась. — Давай. Ложись на лавку! Попарю тебя!

Рядом стоял лохматый мужик в одних портках. В руках он держал два веника.

— Ты кто? — мне стало не по себе. — Как ты здесь оказался?

— Запамятовал что ли, Путята? — удивился мужик. — Банник я! Я же тебя в прошлый раз парил. И мыться помогал.

— Да, точно, запамятовал, — кивнул я и лёг на лавку, ладно, пусть парит и моет, раз у них здесь так принято.

Цели ясны, да средства достижения мутные (Кирилл)

Банник намыл и попарил меня знатно. Он несколько раз натирал меня всего серым порошком, стегал вениками, поливал то холодной, то горячей водой до тех пор, пока кожа моя не заскрипела от чистоты и промытости. Только после этого он, довольный результатом, меня выпустил меня из бани.

Потом в новой рубахе и портках, распаренный и сияющий чистотой я сидел за столом и с аппетитом поглощал вареную репу, сдобренную щедро маслицем, закусывал солониной и щавелем и увлеченно рассказывал Ягине про самолеты, пароходы, поезда, полеты в космос и прочие научные достижения своего мира или времени.

— И что, прямо вот так железка какая-то по воздуху-то сама без заклинаний летает? — удивлялась Ягиня. — Какая же сила её там держит?

— Не сама, в самолете двигатели сложные. Мотор на топливе работает, — объяснял я. — Там очень сложный механизм. Над его созданием столько ученых трудилось.

— А как же кареты-то без лошадей ездят? В них тоже двигатели?

— Конечно, у нас все средства передвижения свои двигатели имеют. Ну и топливо нужно. Одни машины бензином заправляют, другие дизельным топливом, а еще есть такие, что от электричества работают.

Как же приятно, когда тебя слушают с таким интересом!

— Вот дела! А как же ты говоришь, этот телевизор сам показывает? И яблочко по нему катать не надо?

— Какое яблочко? — не понял я.

— Ну вот, смотри, — Ягиня принесла тарелочку, на ней лежало красное яблочко. Она произнесла. — Покатись яблочко по тарелочке, покажи нам Киев-град, да князя Володимира.

Яблочко само покатилось край тарелочки, и я увидел городок с деревянными домишками и теремами. Один терем в центре выделялся и высотой, и красотой. На крыльце его стоял высокий мужчина лет тридцати. На широких плечах его был накинут красный плащ, отороченный мехом. Он что-то говорил людям, собравшимся на площади перед теремом. Рядом с ним стояла женщина в украшенном разноцветными каменьями наряде. Была она очень красива, но портил все надменный взгляд холодных глаз.

— А вот и наша болезная княгиня! — показала мне на неё Ягиня.

Я присмотрелся, больной женщина мне не показалась. Бледновата немного, ну так-то и понятно — в тереме сидит поди постоянно. Гулять не ходит. На море в отпуск не ездит. Интересно, а есть ли здесь вообще такое понятие как отпуск? Судя по всему, нет.

Яблочко том временем сделало круг и остановилось. Изображение на тарелочке пропало.

— Хорошая вещица, — сказал я, — только наш телевизор может показывать и то что было, и то, что происходит в текущий момент, и то, что придумали разные писатели.

— Вранье что ли всякое? — уточнила Ягиня.

— Не вранье, а фантазии. Вот, например, у нас есть сказка про Бабу Ягу, которая живет в лесу в избушке на курьих ножках. Чаще всего она помогает какому-нибудь богатырю победить Змея Горыныча там или Кощея Бессмертного, прямо как ты, но бывает так, что она ест людей.

— Враки всё, я нелюдоедка, — обиделась Ягиня.

— Так это же я про сказку говорю, а не про тебя, — примирительно сказал я, — в наших сказках Баба Яга всегда страшная старуха с кривым носом и костяной ногой. А ты то красавица!

Ягиня потупила глаза и покраснела.

— Скажешь тоже, — тихо проговорила она, тайком разглядывая себя в маленькое зеркальце, — Путята таким льстецом не был!

— Так я и не льщу тебя, я правду говорю! Вон, и зеркальце твоё тебе то же самое скажет.

— Зеркала говорить не умеют! — воскликнула Ягиня.

— А у нас сказка есть, где зеркало умеет говорить! Может, твое тоже умеет, просто ты слов нужных не знаешь. — решил пошутить я.

— Каких? — заинтересовалась женщина, не поняв моего юмора.

— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи? Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее? — с улыбкой продекламировал я. — И зеркальце должно ответить: «Ты, Ягиня, всех милее, всех прекрасней