тяжелого прошлого опыта. Боль часто инстинктивно используется людьми, которым сложно сдерживать и выносить эмоции [5]. Жертвы травм также часто направляют инстинктивные эмоциональные реакции на более социально приемлемые пути, например преобразуют сильный гнев и дистресс в желание помогать другим людям и делать из ужасного прекрасное или занимаются активизмом в сфере травм. Сама по себе такая деятельность не является проблемной, и это благородные стремления, однако направление непроработанных и непризнанных эмоций в заботу о других людях может иметь эмоциональные последствия как для жертв, так и для их подопечных [6].

«Раненый целитель» – это известный троп в сфере психического здоровья, социальных служб и медицины в целом. Некоторые люди с определенной психологической историей и темпераментом находят «лечащие» профессии привлекательными. Они позволяют им получить исцеление и поддержку, а также помешать тому, чтобы подобные истории происходили с другими людьми.

Разумеется, мы не способны контролировать происходящее с другими людьми, как бы мы ни старались, и совершенно точно мы не можем исцелиться, только помогая окружающим. Распознавание и признание своих ограничений, большая рабочая нагрузка, сложные клиенты, личные обстоятельства и психологические процессы часто вызывают трудности даже у тех, кто работает в сфере здравоохранения и социального благополучия, не говоря уже о людях, переживших травмы. Попытки исцелиться путем исцеления других людей могут обернуться катастрофой как для первых, так и для вторых.

Еще одним распространенным защитным механизмом является реактивное образование, или замена неприятного чувства, порыва или мысли противоположным поведением. Дети, ставшие жертвами своих родителей, часто не способны признать, что их родители опасны и виноваты. Они не могут вынести диссонанс, возникающий при осознании, что человек, который должен заботиться о них, причиняет им вред. Иногда дети, подвергшиеся жестокому обращению, испытывают сильную привязанность к родителю‑абьюзеру, что объясняется механизмом компенсации дистресса и гнева, кроющихся внутри ребенка, и формой сотрудничества с родителем ради сохранения безопасности. Гнев на родителя может стать слишком сильным, чтобы ребенок мог это осознать, поэтому ребенок, подавляя свои чувства, сближается с родителем, чтобы удостовериться в его любви и желании обеспечить его безопасность.

Множество других защитных механизмов связаны с тем, как жертвы жестокого обращения относятся к миру и окружающим. Проекция и вымещение весьма распространены, и они связаны со смещением неприятной эмоции с первоначального источника на менее пугающий. Я знаю людей, переживших сексуальное насилие в детстве, которые направляют свою ярость не на обидчика, а на других невинных членов семьи (как правило, родителей), не сумевших их защитить. Гнев на родителей всегда кажется более безопасным и обоснованным, особенно если обидчик недоступен. Я не освобождаю родителей от всей ответственности и признаю, что некоторые матери и отцы намеренно ничего не предпринимают и, как следствие, становятся соучастниками преступления, но многие родители действительно не догадываются о том, что происходит, и/или имеют свои защитные механизмы, включая отрицание. Хотя ярость, направленная на невиновного члена семьи, на первый взгляд кажется полезной и здоровой, со временем она только подпитывает эмоциональный дистресс, потому что родители не могут исправить ошибки, которых не совершали. Невыраженный гнев может еще больше отдалить жертву от доступной поддержки и усугубить изоляцию, которую она и так ощущает.

Проекция подразумевает перенос качеств и характеристик, которые нам не нравятся или вызывают у нас дискомфорт, на других людей. Травмированные люди часто пугаются гнева и стремятся всеми силами избежать его. Переживаемый внутри гнев проецируется на других людей, и жертва может воспринимать окружающих как злых или полных ненависти, сохраняя при этом собственные психологические механизмы против предположительно опасной эмоции. Проекция может быть опасной, поскольку она позволяет человеку продемонстрировать отрицание собственной психики. Все неприемлемое проецируется наружу, что может привести к психической ригидности, порождающей вредоносное поведение (если нам кажется, что только мы нормальные люди, а все остальные – чудовища, мы позволяем себе делать с окружающими что угодно).

Еще одним защитным механизмом является идентификация, при которой человек в значительной степени идентифицирует себя с другим человеком, в том числе с его поведением и личностными характеристиками. Большинство из нас обучается, подражая другим людям. В этом смысле идентификация – нормальный процесс развития. Однако она может стать проблемной в том случае, когда мы перенимаем черты людей, причиняющих вред окружающим, или полагаемся на идентификацию со значимыми людьми, чтобы сформировать идентичность. Мои клиенты из области судебной психологии часто сообщают, что в их жизни были люди, которые стали для них моделью агрессии и гнева задолго до того, как они сами начали вести себя таким образом. Многие мои клиенты замечают, что они идентифицировали себя с агрессором (часто это родитель одного с ними пола) и подсознательно начинали повторять поведение, увиденное в детстве, даже если осознанно они осуждали агрессию, характеризовавшую их детство.

Другие распространенные защитные механизмы могут включать избегание эмоций или ситуаций, бессознательный перевод эмоционального дистресса в соматические симптомы (проявление эмоций через физические симптомы, например боль), задействование юмора и расщепление (негибкое черно‑белое мышление, при котором все делится на плохое и хорошее, не объединяясь в одно целое). У многих травмированных людей черное чувство юмора, и оно может быть адаптивным до определенной степени: смеяться над неприятными событиями, произошедшими с нами, нормально, если мы не прибегаем к этой стратегии слишком часто, просто чтобы избежать боли.

Защитные механизмы не являются проблемой, если они ситуационно зависимые и если мы имеем некоторое представление о том, как и почему они работают. В одном из главных двойных посланий психологического функционирования защитные механизмы обычно работают за пределами сознания, из‑за чего их становится сложно заметить.

Они могут стать проблемными, если они настолько вплетаются в наше психологическое функционирование, что становятся постоянной и естественной его частью. Со временем они становятся частью нашей личности и начинают мешать нам осознанно анализировать ситуации и делать выбор. Все мы знаем людей, которые сразу переходят к отрицанию каждый раз, когда происходит что‑то неприятное («Нет, все в порядке, мне просто нужно мыслить позитивно»), или отказываются замечать плохое поведение окружающих («Нет, все нормально, он(-а) обещал(-а) измениться»).

Было бы упущением обсуждать отношенческие травмы и защитные механизмы, не затронув роль стыда. Вообще, стыд связан с глубинным чувством «я плохой(-ая)» (не путать с виной – «я сделал(-а) что‑то плохое»). Отношенческие травмы тесно связаны со стыдом, развившимся посредством нескольких механизмов: четких сообщений, направленных обидчиком и системами, а также многих случаев отсутствия сонастроя с родителями/опекунами, которые заставляют ребенка почувствовать себя виноватым в том, что он такой, какой есть, имеет потребности и выражает их. Многие психологические защитные механизмы срабатывают, чтобы защитить человека от стыда.

Часто травмы сами по себе являются поводом