Шрифт:
Закладка:
– У окна вам будет удобнее, – предложил Дидро, показав на кресло-качалку, куда сам не садился лет десять, но всегда усаживал гостей, на которых хотел смотреть сверху вниз, сидя в своем любимом компьютерном кресле с просиженным сиденьем и высокой спинкой.
Мельяр прошел через комнату с таким видом, будто опасался, что из-под стола или из-за стеклянного шкафа с красивым, но основательно побитым, севрским фарфором на него выпрыгнет зверь или наемный убийца. Сел в кресло осторожно, придержав его руками, чтобы оно не начало раскачиваться, и застыл в неудобной позе.
– Я вас оставлю на пару минут, – сказал Дидро. – Переговорю с Марго насчет ужина. А вы пока…
Не договорив фразы, он вышел и тихо прикрыл дверь. Рядом было окно, скрытое со стороны гостиной непомерно разросшимся фикусом. Отсюда был прекрасно слышен любой звук, и комиссар замер. Не то чтобы он рассчитывал услышать признания (хотя не исключал и этого), но хотел знать, как связаны друг с другом его гости, и станут ли они выяснять отношения, оставшись вдвоем. Дорнье, видимо, искал в Париже именно Мельяра, а тот, в свою очередь, вряд ли случайно оказался перед домом комиссара в этот день и час.
Ничего, однако, в гостиной не происходило – во всяком случае, на слух. Кто-то – скорее всего, Дорнье – перелистывал книгу, судя по шелесту страниц. Постояв минуту, Дидро собрался было тихо отойти, но в это время кто-то кашлянул, и голос Дорнье произнес:
– Зря вы свою статью опубликовали в «Записках Аристо». Только понизили градус обсуждения и тем самым умножили зло.
Мельяр ничего не ответил, и в гостиной опять стало тихо. Постояв еще минуту и не услышав больше ни звука (даже страницы шелестеть перестали), Дидро поднялся в комнату сестры. Спустившись минут через пять, он первым делом проверил замок – почему-то ему пришло в голову, что он забыл запереть входную дверь, и гости тихо смылись. С дверью все оказалось в порядке, да и дверь в гостиную была прикрыта так, как Дидро ее оставил – никто и не подумал выйти. Ну и славно, продолжим разговор. Дидро, впрочем, впервые в своей полицейской практике, понятия не имел, как именно начатый разговор продолжить, особенно, если учесть слова о каких-то «Записках Аристо» и умножении зла. Газеты или журнала с таким названием Дидро не знал, хотя и считал себя знатоком печатного мира. Он познакомился с множеством парижских и региональных изданий, когда незадолго до выхода на пенсию занимался делом карикатуристов из «Седьмого округа» – паршивой газетенки, кичившейся своим правом, пользуясь свободой слова, печатать гадкие, но, в принципе, неподсудные статейки.
– Ужин будет через полчаса, – сказал Дидро, войдя в гостиную и застав обоих «задержанных» в тех же позах, в каких оставил. – А пока, если не возражаете, я хотел бы задать вопрос, который просится, достаточно на вас посмотреть.
– Конечно, – усмехнулся Дорнье, а Мельяр дернулся, будто получив пощечину. – Вы имеете в виду проблему пяти сигма?
Брови Мельяра поползли вверх.
– И об этом тоже, – кивнул Дидро. – Кстати, вы сказали, что теперь пазл сложился и вы точно знаете, что произошло тем летом в пещере.
– Я помню, что сказал, – вздохнул Дорнье, – но вам-то, господин дивизионный комиссар, элементы пазла неизвестны, и картинку нужно складывать с самого начала, иначе вы не поймете.
– Поэтому начать придется с определения добра и зла, – прикрывая зевок, тихо произнес Мельяр.
– А если без демагогии? – вздохнул Дидро.
– Это не демагогия! – вскинулся Мельяр.
– Каково быть одновременно жертвой и убийцей? – Дидро повернулся к Дорнье. – Ведь это вас убили в пещере?
– Да, – буркнул Дорнье и закашлялся.
– И вас тоже? – Вопрос к Мельяру.
Реакции не последовало.
– Рассказывайте, – вздохнул Дидро, – только, пожалуйста, кто-нибудь один. Как это получилось и, главное, зачем.
Мельяр опять скуклился и закрыл глаза.
– Он знает – почему, – произнес Дорнье. – Но, думаю, понятия не имеет, зачем. Потому он меня и искал…
– Не вы его?
Дорнье пропустил вопрос мимо ушей.
– Прошу вас, больше не перебивайте, комиссар, – продолжал он. – Я сам только сегодня, увидев его, – кивок в сторону Мельяра, – и его велосипед, правильно – как мне кажется – сложил все элементы этого ужасного пазла.
Мельяр приподнял брови, сумев это сделать, не открывая глаз.
– Видите ли, господин дивизионный комиссар…
– Я в отставке, Дорнье, и просил вас…
– Да, хорошо. Видите ли, Дидро, ключами к этому делу служат две вроде бы никак не связанные друг с другом вещи: наши недавние эксперименты по бесконтактным наблюдениям, так называемой квантовой магии, и принципиальное отличие добра от зла. На самом деле это очень даже взаимосвязано, поскольку и то, и другое является следствием одних и тех же квантовых законов.
Дидро ограничился поднятием бровей, и ему удалось это сделать более выразительно, чем Мельяру.
– Два месяца назад, – продолжал Дорнье, – я увидел в газете вашу фотографию, она показалась мне знакомой. Сначала я подумал, что видел вас раньше в какой-то газете, но в памяти что-то зашевелилось. Вы наверняка представляете, как такое бывает. Я заставлял себя об этом не думать, нашел статью, которую искал, вернулся к мыслям о квантовых запутанностях и наблюдениям ненаблюдаемых явлений, но то и дело вспоминал о фотографии: где и когда я вас видел? Более того, я постепенно, хотя и сопротивлялся этой мысли, начал понимать, что вы сыграли в моей жизни очень важную роль. Когнитивный диссонанс, как сейчас говорят, заключался в том, что я не мог вспомнить, какую именно роль вы в моей жизни сыграли, когда и где. Это раздражало, это противоречило здравому смыслу, я продолжал об этом думать, лежа в постели, и в переходном состоянии, когда плохо воспринимаешь реальность и не отличаешь ее от начавшегося уже сна, кое-что вспомнил. Мгновенно проснулся и вспомнил еще больше. Видимо, в памяти существовал триггер, спусковой механизм, нужно было мысленно до него добраться, и остальные воспоминания обрушились лавиной. Я вспомнил лето шестьдесят седьмого, и как мы, студенты, отправились путешествовать в Альпы, собираясь провести эксперимент по выживанию в темноте. Вспомнил лица сокурсников, но прекрасно помнил, да и
