— А шесть частиц что дают?

— Не ведаю, князь. Твой отец говорил, что с шестью частицами эрения человек не справится, сойдёт с ума или умрёт. С пятью не всякий гвардеец совладал на его веку. Сам батька твой давно пятую заслужил. Но знали и он и император, что не справится.

— Глупо.

— Что именно, Андрюш?

— Я видел, что у гвардейцев, пилотирующих мехары, по одной частице, у кого–то три. Почему не дать сразу по четыре, так машина будет эффективней. Какой смысл императору вводить правила с заслугами даже в этом. Всё равно, что одной артиллерийской батарее дать меньше снарядов специально. Вред только себе и товарищам. Подрыв боеспособности. Абсурд.

— Монарха холопу не понять, как и солдату генерала, — отвечает дед поговоркой, будто издевается.

— Я перестраиваю меха и без четырёх частиц, и восстанавливаю с двумя. Может, и с призывом по своим правилам обойдусь? — Спрашиваю, оборачиваясь к Фёдору.

— Суметь тебе не мудрено. Но много магических сил тратится, какие в бою пригодятся. Ты ж всю неделю спал без задних ног. Я же видел. А всё оттого, что крутил ты эту магию на пальце, злоупотребляя. Нельзя бросаться в крайность. Поумерь пыл, успокойся. Соберись и действуй обдуманно. Следи за светом в кольце, он о многом говорит. И предвещает.

Вот и наставник в Фёдоре проснулся.

— Я попробую, дед, — пообещал сердечно.

— Удачной охоты, князь, — пожелал и по плечу похлопал. — Ну, в путь, пока не посветлело.

Запрыгиваю в мехара! Дед подаёт вещь–мешок. Укладываю аккуратно в нишу перед собой. Пока ремни живенько застёгиваю, крышки кабины заезжают. Кисти на ручки! Ахает в груди. Подогретая жизненной силой полилась магия в металл! Загудел реактор, пробуждаясь.

Мышцы отдохнувшие, сил хоть отбавляй. Обзор круговой… боевая линза ясная… призрачные панели чёткие… Поехали!

Шаг за шагом грузным. Двинули! Вентиль раскрутил указательным пальцем машины уже виртуозно, поднимая заслон. Заряженный на бой двинулся, погружаясь в воду!

Всегда из пещеры выплываю, затаив дыхание, ибо ожидаю всё, что угодно. Ловушки, засады, сетки на голову, набрасывающихся мехаров, вцепляющихся оргалидов. Да что мелочиться, всех вместе.

Но в полумраке царит тишина. Пузырьки булькают успокаивающе.

В горизонтальном положении расправляю крылья и врубаю тягу, ускоряясь.

На этот раз плыву на север залива в мелководье. Дабы сбить с толку, если меня уже пасут.

Я бы сам так сделал на месте принцессы, выставив дежурство мехаров круглые сутки в районе последнего исчезновения Медведя с радара.

Зашёл в бухту Муравьиная, где из воды практически на берег пошёл к пляжу.

Стоило подняться из воды, появилось несколько синих точек на радаре у самой границы с юга. А вот и вы, голубчики.

Я уже прикинул, что радиус покрытия радара километров двенадцать, а значит, мехары будут здесь через три–пять минут.

Если пилоты, конечно, не задремали.

Поддав резко тяги, взмыл в воздух и, перейдя в горизонтальное положение, рванул от них на северо–северо восток по материку, постепенно набирая высоту.

Взмыв так высоко, что огней на земле не видно, попробовал выжать из Медведя максимум и вжал педали на полную! Перегрузка нарастает очень стремительно и болезненно, но, сжав зубы, терплю. Пока уже не замигало предупреждающе, высветив контур человечка. Похоже, машина чует и меня.

Чуть сбавил, но не сильно. Изучаю призрачные приборы, сопоставляя по возможности с ощущениями и восприятием окружающего. Цифр здесь нет, только геометрические фигуры в качестве пояснений высвечиваются. Язык мехара. К третьему курсу юнкер уже знает всё. И сейчас бы легко вычислил скорость полёта, высоту.

А я пытаюсь вычислить по очертаниям на радаре, где нахожусь. С собой у меня и бумажная карта Приморья, которую при случае можно и в кабине развернуть.

Убедившись, что погони нет, поворачиваю машину на восток, ориентируясь по компасу.

Время в кабине меха проносится, словно миг. Казалось, до рассвета ещё далеко, а вот он! Встречает меня солнце ослепительными лучами, озаряя белые облака.

Снижаюсь. Подо мной суша. Лес ковром, паутины речек и местами дорог.

Впереди уже виден синий морской горизонт.

И я снова ускоряюсь, но уже на высоте метров в пятьсот.

Только теперь всерьёз задумался о том, что с навигацией вообще не в ладах. А ещё придётся возвращаться.

На что очень надеюсь!

Вскоре несусь уже над морем, наблюдая за спокойной с виду водной гладью, встречая не частые крохотные корабли. Одинокие пароходы, рыбацкие лодки, малый сторожевой корабль с Андреевским флагом.

Спустя час лёту уже море сплошное без конца и края, что даже страшно. Будто мёртвое, до горизонта ни точечки. Поддав ускорения, рванул на всех парах, пока мгла не стала надвигаться внизу. Поначалу едва заметная дымка, но постепенно уплотняющаяся, пока уже не видно синего цвета под собой.

Приходится снижаться. Затаив дыхание, смотрю на радар. Красными точками должны отражаться оргалиды. Впереди показались первые японские островки, похожие на рифы. А следом возник из тумана, будто надвинулся высокий скалистый берег. И, кажется, что море здесь забушевало, с негодованием реагируя на незваного гостя. Бьются волны мощно, вода пенится. Ветер с воем доносит эхо, будто раскаты грома меня встречают. Сердце начинает долбить усиленно в тревоге.

Ведь я зашёл на территорию врага.

Холмы усыпаны зеленью под пасмурным небом. Даже через броню меха ощущаю кожей дикость, необузданность, первозданность.

Какие японцы, какие захваченные русские гарнизоны? Никого вообще.

Лечу на север вдоль по побережью. Высота триста метров.

По искажающей боевой линзе зелень яркая перекатывается. Тут же вокруг взглядом окидываю местность, а следом перевожу внимание на радар. Ручки чуть отпустил, ибо только заметил за собой, что слишком сильно сжимаю, кисти устали уже. И это ещё до драки.

Первые признаки присутствия человека возникают внезапно, когда резко кончается зелень, и начинаются расчерченные дорожками ровные рисовые поля. Сёла…

Вернее то, что от них осталось. Поломанные,