В маленькой комнате стояла кушетка. Мартин растянулся на ней и почти мгновенно заснул. Но сон его был беспокойным и неглубоким, полным странных образов и видений.

Он проснулся, пульс его участился, тело было мокрым от пота, во сне он снова наблюдал посадку корабля, а потом заметил, что к нему идёт Арилл. Она подождала, пока он придёт в себя, и затем сказала:

— Они приняли решение.

Она села рядом с ним на кушетку, более мрачная, чем он когда-либо её видел.

— Есть люди, которые считают, что испанцы, как и индейцы, которые досаждали нам в прошлом, напуганы так, что больше никогда не вернутся. Поэтому был достигнут компромисс. Поживём — увидим. Если испанцы не придут, мы останемся. Если они снова нападут на нас, мы уйдём.

— Уйдёте? Ты имеешь в виду, вернётесь на Венеру?

Арилл кивнула.

— Да. Но мы не уйдём, пока не поймём, что должны. Тяжело отказываться от всего, над чем мы трудились все эти столетия. Но если придётся, мы покинем Землю навсегда.

Мартин посмотрел на неё, и ему показалось, что между ними разверзлась огромная пропасть. Внезапно его охватил жестокий, беспричинный гнев.

— Понимаю. Вы с Роулом просто соберётесь и уйдёте вместе с остальными. А как же я?

Арилл удивлённо посмотрела на него.

— Мы, конечно, поможем тебе сбежать от испанцев.

Он сказал:

— Так это всё? Я всего лишь невежественный, но добросердечный дикарь, который оказал вам услугу, и в награду вы погладите меня по головке, прежде чем уйдёте. К чёрту всё это! Как вы думаете, почему я рисковал своей жизнью, чтобы спасти вашу?

Арилл, озадаченная и изумлённая, ответила:

— Я полагала, это потому, что ты считал намерения своих товарищей дурными.

— Да, и поэтому тоже, но не только, — сказал он.

И когда он увидел потрясение от зарождающегося понимания в её широко раскрытых зелёных глазах, он внезапно схватил её за тонкие запястья.

— Арилл…

Она вскочила на ноги, вырываясь от него судорожным движением.

— Нет, не надо!

Он и сам вскочил, не зная теперь, что он испытывал — гнев или любовь.

— Значит, землянину нельзя к вам прикасаться? Неудивительно, что вы, венериане, потерпели неудачу в своей миссии! Вы считаете себя маленькими божками, спустившимися с небес, чтобы установить закон для кучки грязных варваров!

Это вызвало ответную вспышку гнева на прекрасном лице Арилл.

— Это не так! Если мы и потерпели неудачу, то только потому, что такие дикари, как ты…

Он не дал ей договорить. Горячая, яростная страсть, которая гнала его вперёд, захлестнула с головой, и он схватил её.

— Послушай, — сказал он. — Как ты думаешь, я что, сделан из камня? Как ты думаешь, я мог бы быть с тобой все эти дни после Копана, каждую минуту и не… не…

Она совсем притихла в его объятиях, застыв, словно вырезанная из дерева. Что-то в этом спокойствии и в том, как она смотрела на него, заставляло слова застревать у него в горле, и это тоже только сильнее злило его. Его руки сжали её ещё крепче, почти жестоко.

— Хорошо, я люблю тебя! Разве в этом есть преступление? Ты что, ангел, что тебя нельзя любить? Итак, я землянин. Ты сама сказала, что мы одной расы, одной крови. И если это не даёт мне права любить тебя, что ж, я рисковал своей жизнью зря…

Он наклонился и поцеловал её, не заботясь о том, нравится ей это или нет. Её губы были жёсткими и холодными, но затем, постепенно, они потеплели и смягчились, почти раскрылись, почти ответили…

Она отвернулась и прошептала:

— Пожалуйста, отпусти меня.

Теперь она говорила с ним как женщина, а не как существо, стоящее несоизмеримо выше его. Мартин отпустил её.

— Тебе же понравилось.

— Я… я не знаю. Педро…

— Что?

— Я помолвлена с Роулом. Я была помолвлена долгое время.

— Ты любишь его?

— Ты не имеешь права… Да. Да, люблю.

Он положил руки, на этот раз легко, по обе стороны от её золотистой шеи, позволяя кончикам пальцев скользнуть в тёплые мягкие пряди её волос.

— Неужели женщины Венеры никогда не меняют своего мнения?

Она вздрогнула от его прикосновения, и на этот раз это было явно не из-за отвращения. Мартин улыбнулся.

— На Венере ведь не принято так любить, правда?

Он приблизил свои губы к её губам, и её губы произнесли почти касаясь его:

— Никому и в голову не придёт. Мы не дикари и не дети, чтобы дразнить свои тела, заставляя их предавать наш разум.

— Значит, вы с Роулом выше подобных вещей. Интересно.

— Педро, пожалуйста…

Её голос стал пронзительным. Она выгнула спину, пытаясь отстраниться от него. Мартин увидел, что она плачет. Он отпустил её и отступил назад, все его эмоции были в смятении, подавляемые чувством стыда. На ресницах Арилл блестели слёзы, но лишь немногие из них упали. Он видел, что она дрожит.

— Мы никогда не сможем понять друг друга, Педро. Ты говоришь, что любишь меня, но твоя манера любить не похожа на мою. Это пугает меня. И уверена, что я показалась бы тебе такой же странной. Я благодарна тебе за то, что ты сделал, и я сделаю всё, что смогу, в ответ, но только не это. Наши умы так же далеки друг от друга, как и два наших мира. Так будет всегда. И… я люблю Роула.

— Так и иди к нему, — сказал Мартин. — Иди к нему и будь он проклят.

Он выскочил из комнаты и побрёл по улице, одинокий и несчастный, понимая, что Арилл права, и в то же время не соглашаясь с этим, вспоминая, как её губы почти ответили на его поцелуй. Если бы только у него было время, возможно, он смог бы заставить её забыть Роула. Если бы у него было время, терпение, чтобы быть мягким, и такт, чтобы не ссориться…

Он разыскал Мехербала, серьёзного и озабоченного человека, у которого было столько проблем, что он почти забыл о существовании Педро Янеза. Мартин спросил его, не тратя времени на вежливое предисловие:

— Если бы не я, испанцы взяли бы вас в плен. Разве это не так?

— Конечно.

— Я хочу кое-что попросить взамен.

— Всё, что в моих силах, — ответил Мехербал, вежливый, но начинающий сомневаться.

— Это вполне в твоих силах, — сказал Мартин. — Я хочу, чтобы ты взял меня с собой на Венеру.

Мехербал пристально посмотрел на него. Он долго смотрел и молчал. Затем сказал:

— Это невозможно.

— Почему? Вы боитесь, что я отравлю ваш мир? Я думаю,