— Зачем? Берите курс со своими «самоварами» на Киев, я сообщу сегодня же Салащенко.

Благодаря помощи комбрига Якимовича, все еще остающегося начальником гарнизона, вечером мне удалось связаться по прямому проводу с Киевом. Получив короткие и ясные указания, мы оставляем этот рубеж и берем курс на Киев.

К ночи наша оперативная группа собралась в полном составе и после трогательного прощания с комбригом, под аккомпанемент зенитных пушек, мы покинули Жмеринку.

Летние ночи на Украине очень темные. Мы едем с выключенными фарами и с трудом преодолеваем не больше 15–20 километров в час, рискуя в любую минуту свалиться в кювет. Кто-то вносит предложение заночевать в поле подальше от населенных пунктов и аэродромов, чтобы спокойно отоспаться, не боясь бомбежки. Вскоре находим такое место и делаем привал. Мы хорошо поспали, хотя, совершенно неожиданно для нас, рядом оказался аэродром бомбардировочной авиации. Не меньшим сюрпризом было и появление в машине Лосева миловидной женщины, очень похожей на цыганку.

Вызываю виновника.

— Девушка мне нравится, — признается Лосев, — но судьба ее истинно трагична. Анка заслуживает не только теплых человеческих чувств, но и не менее теплых лирических стихов, которые я уже и написал. И тут же Лосев начал декламировать: «Ты снова плачешь у окна...»

Дальше я не дал ему дурачиться и потребовал рассказать об этой девушке все, что он знает.

Анке едва минуло 18 лет. Росла в Кишиневе. В прошлом году закончила гимназию. Отец, зажиточный молдаванин, хотел составить ей выгодную партию, выдать замуж за видавшего виды, облысевшего румынского купца. Но Анке давно нравился другой. Всего месяц назад они тайно обвенчались и скрылись в маленькой деревушке недалеко от Хотина, где и начали вместе учительствовать, На третий день войны они переправились через Днестр у местечка Жванец. Вот здесь-то мужа Анки мобилизовали в Красную Армию, а молодая учительница осталась одна.

Анка решила вместе со всеми пробираться на Восток. Голодная, ночуя большей частью в поле, она шла пешком. Иной раз колхозники брали на подводы, но это случалось редко: к людям, плохо владеющим русским языком, относились с подозрением. Но лицо молодой женщины было по-детски наивно, глаза излучали какую-то душевную чистоту, а на смуглые щеки часто падали слезы, и сердца спутников смягчались.

Такой встретил Анку и Лосев. Женщина говорила, что в Ромнах у нее есть тетка, которую она никогда не видела, но хотела бы повидать и остановиться у нее. Пришлось разрешить Анке ехать вместе с нами.

Тогда я не мог себе представить, что между этой женщиной и нашим поэтом вспыхнет феерическая любовь, что Лосев потом проведет с ней три дня в Ромнах — самых счастливых в их жизни, а месяцем позже Анка погибнет и лишь после войны на ее забытую могилу за городским парком приедет Лосев и возложит венок из живых цветов.

А пока что с большими трудностями на трех машинах мы въехали в Хмельник. Все улицы местечка запружены отходящими войсками и беженцами. Люди задыхаются от жары. У всех колодцев очереди за водой, и еще длиннее у продуктовых магазинов.

Здесь я должен был встретить, по указанию Салащенко, полковника Н. С. Горбачева — начальника 81-го управления строительства, а вместо него встретил военинженера 2 ранга И. Е. Прусса — начальника 82-го управления строительства из Равы-Русской. Передал ему указания штаба округа: отходить на Киев и срочно развертывать работы по инженерному оборудованию Киевского обвода.

Днем, миновав Винницу и побывав там у генерал-майора Хренова, мы взяли курс на северо-восток. Через горящий Житомир проскочили глубокой ночью. В воздухе все время рокотали немецкие бомбардировщики и безжалостно бомбили город, нефтебазу и другие объекты. Немцы рвались к Киеву, не считаясь с потерями. 

Дни испытаний

На Киевском обводе работают военно-строительные управления Тимофеева, Прусса и Горбачева. Преодолев все трудности отхода, они прибыли сюда со своими батальонами и приступили к дооборудованию оборонительных сооружений. На строительство брошено все население города, особенно много студенческой молодежи. Дни стоят погожие. Поблескивают лопаты, стучат топоры, а в лесу студентки-кашевары развели костры и готовят в больших посудинах жирный украинский борщ.

За снабжение материалами и продуктами взялся Миша Чаплин. И, надо отдать ему справедливость, организовал он все это, как сказал Аралов, «на высоком уровне».

Бригады слесарей монтируют в расчищенных от земли дотах пулеметы и тут же передают установки прибывающим уровским подразделениям.

Над городом все чаще завязываются воздушные бои. Только на днях мы впервые увидели наши «миги», но их маловато. По ночам, когда утихают трамваи, слышна далекая канонада, а на западе видны разрывы зенитных снарядов и зарево пожарищ. Гул войны с каждым днем приближается к городу, приготовившемуся к решительной схватке.

Все инженерные начальники теперь, к ночи, съезжаются не на КП, а в свой особняк на улице 25 Октября, называемый ОИВом (отдел инженерных войск). Здесь и Салащенко, и Поляков, и все начальники управлений строительства. Отсюда я теперь почти через день звоню в Харьков. Трудно передать то ощущение радости, когда слышу голоса жены и дочурки. Я рад, что они теперь с родными и в обстановке несколько более спокойной, нежели здесь, но надолго ли это? Немецкая авиация уже стала налетать и на Харьков.

Заезжал на свою квартиру. Огромный трехэтажный дом стоит, как опустевший корабль. Женщины и дети эвакуировались, а мужчины, в большинстве своем штабные офицеры, живут на КП. В комнате все напоминает о недавней тихой жизни. На тахте валяются любимые дочкины куклы. Даже патефон стоит с открытой крышкой и поставленной пластинкой «Кукарачча». Все это так хорошо знакомо и дорого сердцу, но одному ночевать здесь неприятно. Собираю кой-какие вещи, гружу их на машину — и в штаб.

Во второй половине июля Киев совсем опустел. Суматоха, связанная с эвакуацией, затихла. Закрыты магазины и учреждения. Оборудование целых заводов отправлено на Восток.

Штаб фронта тоже переправился на восточный берег Днепра и разместился в лесу в районе Бровары. Несколько дней назад передовые подразделения немецких танков прорвались к Ирпеню, но