авто. Пристёгиваю ремень.

— Ну всё, поехали, — широко и наигранно улыбаюсь.

Пытаюсь показать, что всё нормально. Ничего не произошло.

— Что это такое?

— Где? — кошу под дурочку.

Директор в это время роется в телефоне. Явно вызывая такси.

— Это, — мотает головой в сторону Марата.

— Это не совсем трезвый Султанов несёт какую-то дичь. Видимо, ему нельзя пить. Такое бывает. У этого даже научное название есть.

Меня аж тошнит от лжи и недосказанности.

— Мне не нравится твоё поведение. Ты меня обманываешь. Я только не пойму зачем.

Тру глаза, не думая о том, что растираю косметику.

— Ладно, — громко и горько выдыхаю. — Мы с Султановым были парой. Мы очень плохо расстались. Он меня бросил. Вот и всё.

У Родиона аж дар речи пропадает. Он смотрит на директора через стекло и, опустив подбородок на руль, обнимает его двумя руками. Мы никуда не едем. Кажется, прошлое настигло меня и теперь топит моё будущее.

— Выходит, Алёна дочь твоего директора? — Обалдев от новости и широко открыв рот, пооврачивается ко мне мой мужчина.

А я хочу только одного: скорее лечь спать, обняв подушку и поджав под грудь ноги.

— С чего такие выводы?

— Ну ты всегда говорила, что до меня у тебя были только одни отношения. И если у вас был роман, а судя по вашей ругани, он действительно был, то выходит, Султанов и есть отец Алёны. Я не слепой и не дурак. Ты всем говоришь, что её отец уехал за границу. Но он тут. Так много вранья. Мне это не нравится, Виолетта. Я разочарован. Не ожидал от тебя такого. Как ты можешь врать собственной дочери, если её настоящий отец вполне нормальный мужик? И он, я так понимаю, тоже не в курсе?

Застонав, бьюсь головой о боковое стекло. У нас всё было так хорошо. Пока не появился он. Этот Годзилла из прошлого.

Глава 14

— Родион, пожалуйста, давай просто поедем.

Но моего мужчину не узнать, он смотрит исподлобья на Султанова и не может взять себя в руки. Я вижу, как он весь трясётся. Его как будто к сети подключили и пропустили через него ток. Никогда я его таким заведённым не видела.

— Я, честно говоря, в шоке от тебя Виолетта. У меня как будто пелена розовая с глаз спала. Я нахожусь в состоянии полнейшей фрустрации.

— Понимаю, Родион, понимаю, — добавляю шёпотом, стараясь всё как-то наладить, а у самой аж пот на лбу выступил. — Я осознаю, что ты не ожидал такого поворота событий. Но при чём тут мы с тобой? У него своя жизнь, у нас своя. Он встречается с эс… с администраторшей какого-то отеля. У нас с тобой отношения. Если бы он был трезв, я больше чем уверена, он не стал бы вести подобные разговоры. Это всё вино.

— А зачем ты с ним пила? — задаёт резонный вопрос Родион, смотрит несколько мгновений, а я не нахожусь с ответом.

Зачем пила? Правильно. Не надо было. Но я почему-то не отказалась. Дура потому что.

Дальше мой настройщик, видимо, чтобы куда-то деть руки, включает радио. Он ревнует, он расстроился, он переживает. А салон тем временем наполняется классической музыкой. Она громкая и навязчивая, что порядком раздражает.

Мне кажется, это первый раз, когда между нами возникает настолько сильное недопонимание и напряжение.

Чёртов директор! Он выперся на улицу специально. Он испортил мне жизнь однажды и продолжает это делать до сих пор.

— Зачем он вышел вслед за тобой, Ви?

— Ну откуда я знаю? — тереблю подол юбки. — Возможно, просто потому что здесь находится выход из ресторана.

— Хорошо, допустим. — Вижу, что пытается поверить, заводит свой старенький чиненый-перечиненый автомобиль.

Последний начинает тарахтеть как древний трактор. Раньше я не обращала внимания, а теперь прямо нервирует. Это неважно. Он накопит на новую машину. Он всё сможет, главное, что человек хороший.

— Тогда отчего ты, помня про ваши отношения, согласилась пойти с ним на этот банкет? И этот наряд? Это для него?! — Родион брезгливо меня осматривает, при этом волнуется и тяжело дышит.

— Господи, ну что за ерунда такая? Да забудь ты про него. Мы же с тобой собирались поехать…

— Не надо! — неожиданно истерично вскрикивает Родион и дёргает ногой. — Мне не пять лет, Виол!

Я вообще не подозревала, что он умеет ревновать.

— Родя, успокойся, пожалуйста.

Надоело. Когда же кончится этот бесконечный вечер?

— Я спокоен.

— Я не вижу.

— Ты правда не понимаешь? Не понимаешь? Не доходит?

Обычно тихий Родион психует, открываясь для меня с новой стороны. Я даже не думала, что он может выйти из себя. Но фортель Султанова явно пошатнул его олимпийское спокойствие.

— Нет. Я, Родион, не понимаю, каким образом события семилетней давности влияют на наши с тобой отношения.

Что-то меня всё это начинает напрягать.

— Да потому что ты вернёшься к нему!

Закатываю глаза, ковыряя обивку кресла.

— Ха! — смеюсь в голос. — Я честно не знаю, что должно случиться, чтобы я с ним по-маленькому рядом села, не то что вернуться. Я не хочу об этом разговаривать.

Но Родион вошёл в какой-то круг, из которого никак не может выйти.

— Если ты как в тёмном лесу, то я тебе объясню, почему я нервничаю. Султанов, он как красный «ламборгини» среди помятых сереньких иномарок девяностых годов в пробке от Осташковского шоссе до Профсоюзной улицы. И тут моя женщина, в которую я безумно влюблён, заявляет, что у неё был с ним роман! Что у неё есть от него дочь! Каково мне после этого, Виол?

— Родя, был роман! Был! Это прошедшее время.

Наконец-то мы трогаемся с места.

— И теперь он твой босс! Признайся, что ты нас сравниваешь?

— Никого я не сравниваю. — Ковыряю обивку из кожзама активнее.

— Все люди проводят параллель между бывшими и нынешними. Это заложено в природе человека.

Мой настройщик криво крутит руль. И, виляя багажником, вклинивается в ряд машин. Мы едем домой. Скорей бы.

— Родя, я тебя умоляю!

— Скажи, что у меня нет повода ревновать, и я замолчу.

— Конечно, нет!

Может, послать обоих? Никогда ничего между мной и директором больше не будет. Но сегодняшнее поведение моего мужчины и у меня сорвало пелену.

— В глаза мне смотри.

Мы поворачиваемся друг к другу. Родион весь как натянутая струна. Он настолько боится Султанова, что аж тошно. Воздух в машине заряжен до предела. Мне кажется, что все нехорошие воспоминания выходят из моей головы, садятся на колени, следом давят на грудь и тяжело дышат, словно живые.