— Как бы там ни было, Виолетта, самое главное, в любой ситуации оставаться человеком, — занудно выдаёт Родион. — Право на жизнь в семье закреплено в Конвенции о правах ребёнка от ноября восемдесят девятого года, согласно которой каждый ребёнок, насколько это возможно, имеет право знать своих родителей и рассчитывать на их заботу. Мы обязаны рассказать Алёне. Ты не господь бог и не властна распоряжаться этим знанием, используя его в качестве мести. Я не понимаю: почему твоя мама это позволяет? Точно так же ты не имеешь никакого права скрывать от Султанова его дочь. Не скажешь сама, я сообщу ему!

Меня разрывает. Аж зубы скрипят от злости, и кусочек обивки остается между ногтями. Я не хочу ругаться. Но у меня всё бурлит внутри. Я знала, что Родион очень правильный человек, но сейчас меня буквально выворачивает наизнанку.

Это.

Не его.

Дело!

Никто не имеет права распоряжаться моим ребёнком. И вообще, Родион мне даже не муж. Я не могу успокоиться. Я уже на грани того, чтобы наломать дров ещё больше. И тогда мы почти наверняка расстанемся. Я не люблю, когда мне указывают, но он такой… Родион очень правильный, он всё делает как надо, он даже без билета в транспорте не способен проехать, он неделю переживает, если не удалось оплатить проезд. А тут такой грандиозный обман.

Даже представить не могла, что пятнадцать минут на банкете с шефом обернутся самой большой для нас с Родионом ссорой.

До моей хрущёвки мы добираемся с совершенно деревянными лицами. Естественно, никуда уже не едем. Я хочу домой, где меня ждут дочь и мать.

В голове богатым низким звуком звучат контрабас и виолончель, и я на грани того, чтобы сорваться. Смотри-ка, удумал шантажировать меня собственным ребёнком.

— Спокойной ночи. — Выбираюсь из автомобиля с таким выражением лица, что несчастный Родион, кажется, уже жалеет о своей попытке давить на меня.

— Сладких снов, Ви, — произносит мой явно остывший кавалер.

А вот я всё так же на взводе. И непозволительно громко хлопаю дверью автомобиля.

Глава 15

Я не отвечаю на звонки Родиона. Не могу пока спокойно реагировать на его выступление по поводу моей дочери. Смотри-ка, какой правильный! Может, позже угомонюсь, а пока нет. Мне нужно время, чтобы забыть вчерашний вечер. И вообще, я хочу погрузиться в работу и хоть пять минут не думать о прошлом, настоящем, будущем… О мужчинах и всём, что с ними связано.

Спешу на работу, захожу на территорию школы, миную клумбы, ту самую велосипедную парковку и на крыльце подвисаю, наблюдая за завхозом, который вместе с дворником отгородил часть ступеней и планирует нечто серьёзное.

— Что здесь происходит?

— Директор приказал ступени отремонтировать. С утра пришёл и погнал нас работать.

— Молодец какой наш директор, — произношу с нескрываемым сарказмом, вспоминая, что вчера вечером упрекнула его этим крыльцом.

И вот он кинулся его чинить. Хоть что-то полезное для детей сделает. Воскрешаю в памяти события прошлого вечера, и снова накатывает. Я из-за него поссорилась с Родионом. И мне это не нравится.

Впрочем, плевать. Работа отвлечёт и успокоит меня.

Но не успеваю я заийти в класс, как секретарша созывает всех на очередной педсовет. Закатываю глаза. Давно этой фигни не было. Ни дня нельзя прожить без нашего глубокоуважаемого руководителя и его гиперважных дел.

— Детей некогда учить! — Ворча, отодвигаю для себя стул и одной из первых сажусь за длинный стол для совещаний в учительской. — Всё собираемся и собираемся.

— Надо — значит надо!

Самого шефа пока нет. Здесь Валентина и ещё несколько педагогов. Жду минут пять. Потом решаюсь прогуляться.

— Эй, ты куда? — окликает меня приятельница. — Султанов приказал всем собраться.

— Ох, как же страшно-то, господи, от мысли, что я, не дай бог, ослушаюсь его приказа!

Валентина осуждающе качает головой, а я встаю, задвигаю стул обратно и выхожу в коридор.

Он меня своим поведением ещё больше взбесил, так что даже хорошо, если вдруг я на его «темы дня» опоздаю. Знаю я его дела. Опять рампу надо починить или занавес подшить крестиком.

Но на пути в санитарный узел, я прохожу мимо кабинета директора, дверь в который неожиданно гостеприимно открыта. Чёрт дергает меня туда заглянуть.

В проёме видно Султанова, что застегивает манжеты распахнутой белой рубашки.

И я не знаю, что шокирует меня больше: его загорелый рельефный живот, мощная грудь с горячей тёмной порослью или то, что он в принципе делает это в разгар рабочего дня у стола секретарши.

— Ну и что вы подумали, Виолетта Валерьевна? Что у меня роман с секретаршей и я занимаюсь этим на рабочем месте?

Он смотрит мне в глаза. Так не должен смотреть директор на свою подчиненную. Слишком прямо. Так смотрят на женщину, которая привлекает, возбуждая фантазию.

— Я подумала, какой веселой и беззаботной была наша жизнь, господин директор, пока какой-то идиот не подписал приказ о вашем назначении.

— Просто облился кофе. А моя помощница куда-то испарилась, и мне пришлось…

— Боже, как интересно…

Перебиваю и, демонстративно зевнув, прохожу мимо, к туалету.

— И куда это вы собрались, Виолетта Валерьевна? Сейчас начнётся очень важный педсовет, и вы обязаны там присутствовать.

Оборачиваюсь, а он быстро застёгивает рубашку и запихивает её в брюки.

Идёт за мной.

— Пи-пи мне надо! По-моему, это очевидно, Марат Русланович. Или вы мне, как руководитель, запрещаете?

— Ну почему же? Это я разрешаю. Делайте ваши дела, если нужно.

И не удаляется. Опять в глаза смотрит.

— Со мной пойдёте? Я в помощниках не нуждаюсь. У меня там лет с трёх, аккурат после горшка, всё налажено.

Пытаюсь закрыть дверь перед его носом. Не даёт. И взгляд тёмных глаз аж пронизывает. Хорошо, что это туалет для учителей, здесь только одна кабинка и раковина. Не хватало ещё свидетелей наших разборок.

— Всё ещё злитесь за вчерашнее?

— Да ну, что вы? Как я могу сердиться на своего солнцеликого шефа? К тому же не каждый день директор, казалось бы, уважаемый и интеллигентнейший человек, ведёт себя как герой турецкого сериала. Как назовём нашу драму? «Постучись в мой кабинет»?

— Неужели расстались с Родионом? — щурясь, придерживает дверь директор.

Неосознанно ловлю его взгляд.

— Кишка у вас тонка, Марат Русланович, меня с Родионом разлучить.

— Глупости, — фыркает, поправляя манжеты рубашки. — Зачем мне это надо? Просто волнуюсь за своих сотрудников. Чему вы сможете научить детей, — играя скулами, — если будете рыдать