Шрифт:
Закладка:
— Как бы там ни было, Виолетта, самое главное, в любой ситуации оставаться человеком, — занудно выдаёт Родион. — Право на жизнь в семье закреплено в Конвенции о правах ребёнка от ноября восемдесят девятого года, согласно которой каждый ребёнок, насколько это возможно, имеет право знать своих родителей и рассчитывать на их заботу. Мы обязаны рассказать Алёне. Ты не господь бог и не властна распоряжаться этим знанием, используя его в качестве мести. Я не понимаю: почему твоя мама это позволяет? Точно так же ты не имеешь никакого права скрывать от Султанова его дочь. Не скажешь сама, я сообщу ему!
Меня разрывает. Аж зубы скрипят от злости, и кусочек обивки остается между ногтями. Я не хочу ругаться. Но у меня всё бурлит внутри. Я знала, что Родион очень правильный человек, но сейчас меня буквально выворачивает наизнанку.
Это.
Не его.
Дело!
Никто не имеет права распоряжаться моим ребёнком. И вообще, Родион мне даже не муж. Я не могу успокоиться. Я уже на грани того, чтобы наломать дров ещё больше. И тогда мы почти наверняка расстанемся. Я не люблю, когда мне указывают, но он такой… Родион очень правильный, он всё делает как надо, он даже без билета в транспорте не способен проехать, он неделю переживает, если не удалось оплатить проезд. А тут такой грандиозный обман.
Даже представить не могла, что пятнадцать минут на банкете с шефом обернутся самой большой для нас с Родионом ссорой.
До моей хрущёвки мы добираемся с совершенно деревянными лицами. Естественно, никуда уже не едем. Я хочу домой, где меня ждут дочь и мать.
В голове богатым низким звуком звучат контрабас и виолончель, и я на грани того, чтобы сорваться. Смотри-ка, удумал шантажировать меня собственным ребёнком.
— Спокойной ночи. — Выбираюсь из автомобиля с таким выражением лица, что несчастный Родион, кажется, уже жалеет о своей попытке давить на меня.
— Сладких снов, Ви, — произносит мой явно остывший кавалер.
А вот я всё так же на взводе. И непозволительно громко хлопаю дверью автомобиля.
Глава 15
Я не отвечаю на звонки Родиона. Не могу пока спокойно реагировать на его выступление по поводу моей дочери. Смотри-ка, какой правильный! Может, позже угомонюсь, а пока нет. Мне нужно время, чтобы забыть вчерашний вечер. И вообще, я хочу погрузиться в работу и хоть пять минут не думать о прошлом, настоящем, будущем… О мужчинах и всём, что с ними связано.
Спешу на работу, захожу на территорию школы, миную клумбы, ту самую велосипедную парковку и на крыльце подвисаю, наблюдая за завхозом, который вместе с дворником отгородил часть ступеней и планирует нечто серьёзное.
— Что здесь происходит?
— Директор приказал ступени отремонтировать. С утра пришёл и погнал нас работать.
— Молодец какой наш директор, — произношу с нескрываемым сарказмом, вспоминая, что вчера вечером упрекнула его этим крыльцом.
И вот он кинулся его чинить. Хоть что-то полезное для детей сделает. Воскрешаю в памяти события прошлого вечера, и снова накатывает. Я из-за него поссорилась с Родионом. И мне это не нравится.
Впрочем, плевать. Работа отвлечёт и успокоит меня.
Но не успеваю я заийти в класс, как секретарша созывает всех на очередной педсовет. Закатываю глаза. Давно этой фигни не было. Ни дня нельзя прожить без нашего глубокоуважаемого руководителя и его гиперважных дел.
— Детей некогда учить! — Ворча, отодвигаю для себя стул и одной из первых сажусь за длинный стол для совещаний в учительской. — Всё собираемся и собираемся.
— Надо — значит надо!
Самого шефа пока нет. Здесь Валентина и ещё несколько педагогов. Жду минут пять. Потом решаюсь прогуляться.
— Эй, ты куда? — окликает меня приятельница. — Султанов приказал всем собраться.
— Ох, как же страшно-то, господи, от мысли, что я, не дай бог, ослушаюсь его приказа!
Валентина осуждающе качает головой, а я встаю, задвигаю стул обратно и выхожу в коридор.
Он меня своим поведением ещё больше взбесил, так что даже хорошо, если вдруг я на его «темы дня» опоздаю. Знаю я его дела. Опять рампу надо починить или занавес подшить крестиком.
Но на пути в санитарный узел, я прохожу мимо кабинета директора, дверь в который неожиданно гостеприимно открыта. Чёрт дергает меня туда заглянуть.
В проёме видно Султанова, что застегивает манжеты распахнутой белой рубашки.
И я не знаю, что шокирует меня больше: его загорелый рельефный живот, мощная грудь с горячей тёмной порослью или то, что он в принципе делает это в разгар рабочего дня у стола секретарши.
— Ну и что вы подумали, Виолетта Валерьевна? Что у меня роман с секретаршей и я занимаюсь этим на рабочем месте?
Он смотрит мне в глаза. Так не должен смотреть директор на свою подчиненную. Слишком прямо. Так смотрят на женщину, которая привлекает, возбуждая фантазию.
— Я подумала, какой веселой и беззаботной была наша жизнь, господин директор, пока какой-то идиот не подписал приказ о вашем назначении.
— Просто облился кофе. А моя помощница куда-то испарилась, и мне пришлось…
— Боже, как интересно…
Перебиваю и, демонстративно зевнув, прохожу мимо, к туалету.
— И куда это вы собрались, Виолетта Валерьевна? Сейчас начнётся очень важный педсовет, и вы обязаны там присутствовать.
Оборачиваюсь, а он быстро застёгивает рубашку и запихивает её в брюки.
Идёт за мной.
— Пи-пи мне надо! По-моему, это очевидно, Марат Русланович. Или вы мне, как руководитель, запрещаете?
— Ну почему же? Это я разрешаю. Делайте ваши дела, если нужно.
И не удаляется. Опять в глаза смотрит.
— Со мной пойдёте? Я в помощниках не нуждаюсь. У меня там лет с трёх, аккурат после горшка, всё налажено.
Пытаюсь закрыть дверь перед его носом. Не даёт. И взгляд тёмных глаз аж пронизывает. Хорошо, что это туалет для учителей, здесь только одна кабинка и раковина. Не хватало ещё свидетелей наших разборок.
— Всё ещё злитесь за вчерашнее?
— Да ну, что вы? Как я могу сердиться на своего солнцеликого шефа? К тому же не каждый день директор, казалось бы, уважаемый и интеллигентнейший человек, ведёт себя как герой турецкого сериала. Как назовём нашу драму? «Постучись в мой кабинет»?
— Неужели расстались с Родионом? — щурясь, придерживает дверь директор.
Неосознанно ловлю его взгляд.
— Кишка у вас тонка, Марат Русланович, меня с Родионом разлучить.
— Глупости, — фыркает, поправляя манжеты рубашки. — Зачем мне это надо? Просто волнуюсь за своих сотрудников. Чему вы сможете научить детей, — играя скулами, — если будете рыдать
