Глава 10

— Побудь здесь, я недолго. — Поглаживаю Родиона по спине.

Он ласково обнимает меня, а я, прижавшись к его плечу, чуть прикрываю веки, откровенно нервничая. Мне, конечно, всё равно. Я Султанова давным-давно не люблю. Но даже четверть часа рядом с директором видится мне сущей пыткой.

— Я подожду, солнышко, мне нетрудно. Но ты уверена, что банкет будет длиться пятнадцать минут? Думаю, что так не бывает. Давай лучше ты мне позвонишь, а я приеду за тобой сразу, как только понадобится.

Судорожно вздыхаю. Не хочу врать, но придётся. Я не рассказывала Родиону о том, что было между мной и моим директором. Считаю эту историю постыдной и не стоящей внимания.

— И, Виточка, скорей бы вы с Алёнкой ко мне переехали, так надоело туда-сюда мотаться.

Прижимаюсь к Родиону ещё сильнее. Это проблема. Я никогда ни с кем не жила, в том числе с Султановым. Мы планировали пожениться и только тогда съехаться. Сделать всё по традиции. С тех пор ничего не изменилось: переехать в квартиру к мужчине, к тому же перетащить туда дочь, для меня очень серьёзный шаг.

— Я подумаю. — Чуть отстраняюсь, он ласково гладит мое лицо. — А насчёт банкета… Султанову нужно уезжать, и он сказал, что всё это продлится недолго.

Почти не лгу. Ему наверняка куда-нибудь нужно. Родион улыбается и целует меня в губы. Всё как всегда. И запах, и вкус. Вот только как будто что-то мешает. Так бывает, когда на пальце появляется заусенец, невозможно не трогать его, не пытаться оторвать. Он просто раздражает одним своим присутствием.

Разомкнув объятия, улыбаюсь Родику ещё раз, поворачиваюсь и, расстёгивая ремень безопасности, случайно смотрю в окно.

А вот и мой заусенец. Стоит. Руки в брюки. Смотрит на машину, где мы сидим, как на абсолютное зло. Даже как-то неуютно становится. Хотя я имею право целоваться со своим мужчиной и ничего в данный момент не нарушаю. Даже если он босс, моя личная жизнь только моя.

— Ваш новый директор очень напряжён, — замечает Родион. — Думаю, тяжело тянуть школу после начальства другого человека. Да и сейчас все эти проверки. Досталось ему, наверное.

Улыбаюсь своему мужине. Какой же он чуткий и замечательный человек. Даже Годзиллу жалеет, не подозревая, что этот монстр жалости совсем не заслуживает.

Выхожу из машины. Директор стоит на месте.

Смотрит на меня как бродячая собака на человека, поедающего курочку по-аджарски в уличном ресторане. Из последних сил сдерживая голод и внутреннюю агрессию. И вроде этот человек ему ничего не сделал, но хочется и руку откусить, и еду отобрать. Два удовольствия в одном, как говорится.

— Сейчас у нас, Виолетта Валерьевна, будет лекция на тему опозданий.

Гордо приближаюсь, стуча каблуками. Помню, как он ненавидит это дело — когда приходят не вовремя.

— Восемнадцать ноль-ноль, — демонстрирую ему часы на запястье.

Причём тычу в лицо.

— Восемнадцать ноль одна, — показывает он мне свои.

Крупные, дорогие, на широком сильном запястье.

— У вас спешат, Марат Русланович. Мой вам совет: настройте вечерком по программе «Время». Не надо торопиться жить, быстрее состаритесь.

Прохожу вперёд. Притормаживаю у двери, жду, когда он её для меня откроет. Я дама, в конце концов, или кто? Мне, конечно, рядом с ним будто в ране двадцать четыре на семь ковыряться, но я, в отличие от него, умею себя сдерживать. Дышать больно, но я скорее сдохну, чем он это узнает.

— Я подобные передачи, — всё же открывает для меня дверь, — не смотрю. Я вообще телевизор не включаю. У меня и без того насыщенная, полная событий жизнь. Я новости узнаю из более современных источников. А программа «Время» — это больше про вашего настройщика, — ухмыльнувшись. — Он её как, с шестьдесят восьмого года смотрит?

Смеюсь в голос. Захожу в «Стейк-хаус».

— Ой, Марат Русланович, я-то думала вы хорошо считаете. Так замечательно от пяти четыре отняли сегодня днём, а сейчас совсем провалились.

— Куда я провалился?

— В арифметическое небытие. Родиону тридцать пять, как и нам с вами, он никак не мог смотреть эту передачу в шестьдесят восьмом году. Садитесь. Вам двойка.

— Ладно, выглядит он гораздо старше, но мы здесь не за этим, давайте покончим с делами и разойдемся на все четыре стороны, — чуть прикрывает глаза, затем мы подходим к гардеробу, и шеф начинает расстегивать пуговицы на своем чёрном тренчкоте.

Становлюсь к нему спиной, снимаю плащ, Марат зачем-то помогает, подхватывая его с моих плеч, я оборачиваюсь, чтобы возмутиться, но тут же спотыкаюсь о его пристальный взгляд.

Он жадно проходится по моему телу, останавливаясь на ногах, обтянутых капроновыми колготками цвета беж.

— Это что такое?

— В каком смысле? — смотрю на себя, не понимая, что этому монстру опять не нравится.

— Вы вырядились не как руководитель хора на деловой ужин, а как женщина на свидание.

Развожу руками и хлопаю глазами. На мне обтягивающее гипюровое платье мини чёрного цвета, которое красиво оттеняет мои светлые длинные волосы, заплетённые в сложную, перекинутую на плечо толстую косу.

— Ну да, у меня после этого романтическое свидание. Не поеду же я переодеваться.

— То есть вы не для меня, — оскорбленно дёргает головой и резко поправляет себя: — не для нашего вынужденного похода надели платье юной куртизанки?

— Какой ещё куртизанки? — охаю.

— Да оно короткое! — Схватив за ладонь, поднимает мою руку и крутит меня вокруг собственной оси. — Едва попу прикрывает!

— Какую ещё попу?

— Ту, что пониже спины!

Мы сейчас так друг на друга смотрим, что впору военно-исторический клуб приглашать наш бой глазами реконструировать. Грандиозное вышло бы зрелище.

Вот всегда он таким был! Хватал без спросу. Крутил. Мял. Делал, что хотел. От воспоминаний аж скручивает живот. Раньше мне это нравилось, а теперь залепить бы ему пощечину, да боюсь, у него инфаркт случится от подобного оскорбления на глазах у вышестоящего руководства.

Выдергиваю руку и поправляю подол. Тщательно стараясь успокоиться.

Нервно смеюсь.

— Вы, Марат Русланович, сейчас как баба Маша на лавке у подъезда причитаете: «Какое горе, что развалился Советский Союз и все кругом проститутки».

— Ну знаете ли. Заслуженные педагоги так на официальные школьные мероприятия не одеваются. А если здесь будет кто-то из министерства? Как мы будем выглядеть среди скромных, правильных учителей? Как представители музыкального борделя?

— Ну так и начали бы с себя! У вас-то рубашка тоже далеко не широкая, белая ткань к могучей груди прилипла, аж вся густая темная поросль просвечивается.

Директор резко осматривает себя, чем вызывает у