Он яростно качает головой и позволяет галстуку соскользнуть на пол. Он приземляется к его ногам, как свернувшаяся кольцами змея. Почему его оксфорды покрыты грязью?

— Ты не ваза, как они, Грейси, и никогда ею не была.

Это становится все более странным.

— Нет, Джонас, я не ваза, — медленно произношу я.

— У меня были видения… Поначалу я думал, что схожу с ума, особенно когда мой отец воскрес из мертвых…

О Боже, у него нервный срыв.

Я подхожу к телефону на его столе.

— Я просто позвоню вниз, чтобы…

— Пожалуйста, не надо, — он запускает пальцы в волосы, пытаясь вернуть себе былое самообладание. — То последнее видение было самым худшим.

— Джонас, ты меня пугаешь.

Он снова качает головой.

— Это не имеет значения. Все, что меня сейчас волнует — это то, что я здесь, и ты здесь… Никто не умер. Никаких похорон без скорбящих, и никогда не будет.

Хорошо, я слышала достаточно.

— Я ухожу, Джонас, — говорю, отступая. — Предлагаю тебе обратиться за серьезной помощью. Когда ты немного успокоишься, мы поговорим о компании моего отца.

При этих словах он, кажется, берет себя в руки.

— Я никогда не отправлял то электронное письмо, Грейси.

Я останавливаюсь в верном проеме.

— Что ты имеешь в виду?

— Мой отец и Натан… подумай об этом, милая. Я мудак до мозга костей, но никогда бы так с тобой не поступил. Ты была идеальна, как лучик солнца в эпицентре циклона, а потом я позволил себе погрузиться в дерьмо всего остального.

Внезапно у меня в груди становится странно тесно.

— Это безумный разговор, — выдыхаю я. — Как я уже сказала, тебе нужна помощь…

— Мистер Фарли?

Стройная блондинка появляется в его разгромленном офисе. Она нервно переводит взгляд с меня на него, прежде чем пройти мимо меня и протянуть ему папку с документами.

— Ава? Что ты здесь делаешь?

Джонас, кажется, так же потрясен, как и я, увидев ее здесь, появляющуюся в эпизодической роли в последние минуты его здравомыслия.

— Мистер Фарли. Извините, что беспокою вас так поздно, но знаю, как сильно вы хотели, чтобы продажа «Паркер энд Фиск» состоялась как можно скорее. Мне придется настоять на том, чтобы взять дополнительный день отгула, поэтому я взяла на себя смелость подготовить последние документы, которые вы должны подписать сегодня вечером.

На мгновение воцаряется тишина, пока мы все пытаемся расшифровать ее слова.

— Ты ублюдок, — шепчу я. — Ты планировал провести меня через ад и обратно, а потом все равно собирался завершить продажу компании моего отца.

Джонас выглядит ошеломленным.

— Нет… Господи. Черт!

— Прощай, засранец, — со слезами на глазах я начинаю свой долгий марш наказания обратно по коридору. Как же я не предвидела этого подвоха?

— Грейс, подожди! Ты должна выслушать меня!

Звук тяжелых шагов позади меня заставляет меня обернуться как раз в тот момент, когда подъезжает кабинка лифта.

— Знаешь что, Джонас? — холодно говорю я ему, когда он резко останавливается передо мной — весь запыхавшийся и до глупости красивый — настолько, что мне хочется отправить свои чувства куда подальше за то, что становилась такой девчонкой-подростком из-за него. — Я сказала себе по дороге в твой офис, что насилие никогда не было выходом из ситуации, но решила пересмотреть это жизнеутверждающее утверждение.

С этими словами я поднимаю руку и шлепаю Джонаса Фарли по идеальной скуле… с силой.

Глава 14

Джонас

Настоящее

С пылающим лицом я наблюдаю, как закрываются двери моего прошлого, настоящего и будущего…

Я опускаю взгляд на папку в своей руке, в то время как сорняки вины и сожаления продолжают разрастаться вокруг моего сердца.

— Если это все, мистер Фарли, — говорит Ава откуда-то из-за моей спины, — мне нужно идти.

— Что случилось с твоей матерью? — спрашиваю я, быстро поворачиваясь, чтобы уловить ее реакцию.

Она ахает и в шоке отступает на шаг.

— Откуда вы…

— Пожалуйста. Расскажи мне…

Будто шокированная моим тоном, который на сто восемьдесят градусов противоположен моему обычному дерьмовому тону или мысль о том, чтобы поделиться своей болью с кем-то, кроме больничной медсестры, она открывает рот и начинает говорить.

— Ей нужна пересадка почки.

— Мне так жаль это слышать, — искренне жаль. — Она в списке ожидания?

Ава медленно кивает.

— На Западном побережье есть потенциальный донор, но в канун Рождества мы не можем организовать быструю транспортировку. У нас есть еще пятнадцать часов, прежде чем орган потеряет свою жизнеспособность.

Недолго думая, достаю мобильный телефон, чтобы набрать номер своего офиса в Лос-Анджелесе.

— Как давно она в списке?

— Два года.

Боже.

— Саймон. Это Джонас Фарли, — быстро говорю я, как только он берет трубку. — Через минуту я передам трубку своей нью-йоркской секретарше, и она сообщит тебе все необходимые детали. Короче говоря, есть одна жизненно-важная коробка, которая должна быть доставлена сюда, в Нью-Йорк, как можно скорее. Мой частный самолет уже в Лос-Анджелесе… Я хочу, чтобы пилот был готов к вылету в течение часа.

Раздается тихий вскрик Авы, и на вкус он как мед по сравнению с отвратительной желчью, которая слишком долго загрязняла мой рот. Мне трудно смотреть на нее, когда я передаю ей свой сотовый.

— Спасибо, — шепчет она, и ее голос полон слез.

— Как зовут твою мать? — спрашиваю я, и мой голос звучит довольно грубо.

— Темперанс Джонсон, — пауза. — Но все ее близкие друзья зовут ее Тимми. Это что-то вроде шутки, — она коротко касается моей руки. — Счастливого Рождества, мистер Фарли… Вы сделали нам единственный подарок, на который мы даже не смели надеяться.

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь ей в ответ — не ухмылкой или насмешливым оскалом, а настоящей, по-божески честной улыбкой.

— Я подумал, что в долгу перед тобой за то, что ты терпишь все мое дерьмо… Дай мне знать, как пройдет операция. Саймон наготове, если тебе понадобится что-нибудь еще.

Вхожу в кабину лифта, чувствуя себя в кои-то веки наполовину хорошим парнем, а не пустым призраком, которым был большую часть своей жизни. Единственная женщина, которая может снова сделать меня цельным, в данный момент бредет по Пятой авеню с ноющей рукой.

Наши с Авой взгляды встречаются, когда двери начинают закрываться, и тогда я выставляю ногу, чтобы остановить их.

— И просто чтобы между нами все было ясно… — бормочу я. — Лучшим фильмом Николь Кидман всегда будет «Мулен Руж»!

* * *

Грейс была права, когда сказала,