троих делает шаг вперед с единственной белой розой, балансирующей между ее пальцами в черных перчатках. Вместо того чтобы аккуратно положить его на крышку гроба, она небрежно бросает ее, а затем едва пожимает плечами, когда цветок не попадает в цель и соскальзывает на землю. В течение нескольких секунд нетронутые белые лепестки покрываются грязью.

Это моя жена?

Ваза. Красивая, но пустая…

Будем надеяться, что ей было больше дела до меня, когда я был жив, но почему-то в этом сомневаюсь.

Слова моего отца снова начинают преследовать меня: «Ты хочешь закончить как еще один одинокий труп миллиардера, как я, у которого нет ничего, кроме коллекции пустых ваз и особняков?»

Вторая женщина выходит вперед, чтобы снять свою черную вуаль. Она намного старше, чем когда я в последний раз видел ее в больничной палате, и морщинки вокруг рта соответствуют огню в глазах. Я стискиваю зубы, когда она произносит свои прощальные слова в мой адрес. Я говорю слова… но это больше похоже на конечный жест «пошел ты».

Боже мой. Моя секретарша только что плюнула на мою могилу.

Сорняки вины проникли глубоко в мою душу, и теперь из них прорастает ядовитый близнец под названием сожаление.

Неужели перенять контроль над компанией отца того стоило?

Неужели я умер в одиночестве в пустой больничной палате?

Неужели я так долго гнался за недостижимой вершиной — крушил черепа, как мой отец, чтобы, черт возьми, поднять пыль — что забыл, как жить?

— Я увидел достаточно, — говорю, обращаясь к Будущему, которая вертит в руке красный зонтик. Тем временем священник произносит заключительные слова со всей монотонностью скучающего ребенка в день дебатов.

— Поэтому мы предаем его тело земле, земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху…

— Делай свое дело, — шиплю я на нее. — Я все понял. Я плохой человек. Моя бывшая жена ненавидит меня, а секретарша наступает ей на пятки, чтобы заявить об этом.

Ни друзей.

Ни семьи.

Я снова в той больничной палате со своей мамой, смотрю на ее худое тело и ничего не могу с этим поделать. Никогда не чувствовал себя таким одиноким до той ночи, когда Грейс покинула меня.

Теперь я задыхаюсь от паники.

— Я ни о чем не прошу, Будущее, но сделай так, чтобы это произошло… пожалуйста.

Грейс тоже не должна была умолять вернуть ей компанию отца.

— …будет вознесен вместе с ними на облака, чтобы встретить Господа в воздухе…

— Заткнись на хрен! — вою на священника, когда мой гроб опускают в землю.

Мне нужна Грейс.

Мне нужен тот момент, когда я вхожу в ее тело, и все снова становится на свои места. Я никогда не чувствовал себя таким цельным, как когда она лежала подо мной, и мы были соединены в одно целое… выкрикивала мое имя, когда сжимала мой член и душу.

Осознание этого заставляет меня отшатнуться назад, а затем я падаю и падаю, пока плечами не врезаюсь в землю тремя метрами ниже.

Я лежу в пустой могиле — насквозь промокший и страдающий. Поднимаю глаза и вижу, что Будущее стоит надо мной, загораживая небо металлического цвета своей нагруженной лопатой.

— Не смей, черт возьми, этого делать, — шиплю я на нее, но она только смеется и высыпает грязь на мой костюм стоимостью в три тысячи долларов.

Пытаюсь подняться на ноги, но земля скользкая, как масло, и я снова падаю, когда еще одна лопата приземляется мне на грудь. Здесь пахнет смертью и призраком моего отца… Где-то вдалеке я снова слышу его кудахтанье. «Ты несешься на скоростном лифте в самое жаркое место, и позволь мне сказать тебе, что, когда ты туда доберешься, там ни хрена не будет за твоей спиной…»

Я открываю рот, чтобы закричать, когда очередное содержимое лопаты попадает мне прямо в лицо.

* * *

Все еще кашляю и отплевываюсь, когда с трудом открываю глаза. Это было ужасно. Этот случай прямо там, в Зале славы дерьмового жизненного опыта Джонаса Фарли.

Свет ослепительно яркий. Я быстро моргаю и пытаюсь сосредоточиться, когда слышу голос с резким британским акцентом.

— Не хотите ли попробовать вино, сэр?

Сомелье чрезвычайно гордится этим винтажом. Нотки темных ягод с едва уловимым оттенком кардамона и лаврового листа…

Не хочешь ли ты вынуть палку из своей задницы и, может быть, пойти поиграть в песочнице? Я нахожусь в ресторане — судя по звукам, довольно претенциозном. Как те, которые я любил покровительствовать, когда в моей жизни не было ничего, кроме еды, секса и зарабатывания миллионов…

Я сижу за большим круглым столом вместе с шестью другими лицами, которых не узнаю, и все они пристально смотрят на официанта.

Будущее взяла отпуск от этой сцены. Я нигде ее не вижу… Надеюсь, что ее рейс задержат на неопределенный срок.

— Просто налей вина, — огрызается мужчина, сидящий рядом со мной. — И вовремя подливай. Сегодня вечером мы по-крупному празднуем…

Что, твое банкротство? Я бросаю взгляд на этикетку вина, пока официант принимается за работу. Это бутылка «Шато Марго» за тысячу долларов.

— За тебя, Натан, — кричит один из его приятелей, поднимая свой бокал в тосте за него.

— И за роспуск издательства «Паркер энд Фиск Паблишинг», — говорит другой.

Я поворачиваю голову снова к брату Грейс.

— Думаю, нам всем нужно поднять тост еще и за мою беспомощную сестру, — Натан Паркер мерзко смеется и чокается своим бокалом об бокалы остальных. — Я играл в долгую игру, ребята, — кричит он, — и сегодня вечером она принесла плоды в восемьдесят миллионов долларов.

— Расскажи нам, как ты это сделал, Натан.

— Как поставил ее на место.

Ее?

Нейтан ставит свой бокал с вином и кладет руки одна на другую, как будто он старый мудрый пророк семейных разборок.

— Я бы продал его раньше, если бы мой отец не оставил свою компанию мне и Грейс…

— Глупый дурак.

— О чем, черт возьми, он думал? — говорит Натан. — Было достаточно неприятно наблюдать, как он потакает ее мечте о Гарварде… Единственное поощрение, в котором нуждается любая женщина — это лечь на спину или встать на колени.

Я сжимаю руку в кулак.

— Это потребовало немного, э-э, изобретательности, но, в конце концов, мы добились своего. Деловой мир не для женщин, парни. Они лучше всего подходят для спальни, если вы понимаете, что я имею в виду.

Мне хочется перегнуться через стол и врезать кулаком по жирному лицу Натана Паркера, покрытому пятнами от «Шато Марго».

— Грейс Паркер умнее любого из вас, ублюдков, — бушую я.

— Какое отношение