д) исполнение: «Это есть предреченное пророком Иоилем» (Деян.2:16).

Это не высказывание тождества, потому что слово «это» относится не к пророчеству, а к произошедшему в день первой христианской Пятидесятницы. Высказывание, по сути, означает: «Это событие исполняет предреченное пророком». По видимости, это справедливо и в отношении золотого правила (Мтф. 7:12). Золотое правило «есть» закон и пророки; но поскольку данное высказывание не может выражать тождество, некоторые относят его к категории «г» (подобие). Но контекстуально значение здесь более уместно: в золотом правиле закон и пророки находят свое исполнение, при этом следует помнить, что в Евангелии от Матфея пророчеством считаются и прямые предсказания, и ветхозаветные образы (см. 5:17–20; 11:11–13)[86].

Независимо от того, так это или нет, неоправданное и преждевременное сужение семантического поля является методологической ошибкой. В ее основе лежит уверенность в том, что первоначальное неверное определение семантического поля не помешает прийти к правильному пониманию отрывка, однако во многих случаях верное толкование отрывка невозможно именно из–за этой ошибки.

13. Неоправданное расширение семантического поля

В данном случае ошибка коренится в предположении, что значение слова в конкретном отрывке гораздо шире, чем позволяет контекст, в результате толкователь включает в толкование весь семантический диапазон слова. Иногда ошибку называют неправомерным переносом всего значения. Достаточно сложный пример этой коварной ошибки я приводил в главе, посвященной проблемам синонимии (ошибка 9). Силва рассматривает и другие примеры[87]. Упомяну лишь один из них: «Безусловно, толкователь не должен перегружать Деян. 7:38 всеми значениями εκκλησία («экклесиа», 'церковь'), которые вкладывали в это слово апостолы; некоторые из них (например, так называемая вселенская церковь) даже противоречат контексту. В то же время экзегету трудно удержаться, особенно во время проповеди, и не рассказать о более широком значении слова, в результате у слушателей остается расплывчатое представление о функции слова в конкретном контексте»[88].

14. Проблемы влияния семитской культуры на греческий язык Нового Завета

В эту категорию можно выделить целый ряд сложных вопросов и соответствующий им набор ошибок. Круг проблем, которые я имею в виду, можно очертить следующими риторическими вопросами: до какой степени семитские языки, которые, по идее, легли в основу многих книг (в особенности Евангелий и книги Деяний), повлияли на лексику древнегреческого Нового Завета? До какой степени изменился под влиянием авторов обычный семантический диапазон греческих слов Нового Завета? Какое влияние оказывало знакомство автора с древнееврейским Ветхим Заветом? Какое влияние Ветхий Завет оказал на лексику Септуагинты и как последняя, в свою очередь, повлияла на лексику Нового Завета?

Вместо того чтобы продолжать список вопросов, попытаемся подвести итог этой и без того обширной темы. Силва подробно останавливается на этих проблемах в своей работе[89] и компетентно раскрывает изъяны метода Эдвина Хэтча[90], который пытался установить значения греческих слов, обращаясь к их древнееврейским эквивалентам (к сожалению, усилиями Найджела Тернера[91] метод обрел второе дыхание). Из этого не следует, что Септуагинта не оказала влияния на новозаветных авторов. Наоборот, влияние было огромным. Тем не менее это означает, что автоматически наделять греческие слова значением их древнееврейских эквивалентов методологически безответственно. Толкование должно быть обоснованным. В частности, необходимо сначала выяснить, до какой степени переводчики Септуагинты (не говоря уже об авторах Нового Завета) наделили греческие слова древнееврейским содержанием. Диапазоны одного и того же слова в разных языках действительно совпадают лишь частично, однако «в каждом языке всегда можно передать то или иное значение, а следовательно и все значения»[92]. Возможно, при этом языкам–рецепторам приходится прибегать к абсолютно другим языковым средствам, или скорее пересказывать, чем переводить некое слово, или тщательно подбирать слово так, чтобы достичь желаемого семантического пересечения со словом из языка–донора. Поэтому, занимаясь разбором лексики в Септуагинте, необходимо исследовать не только значение древнееврейских слов, но также эллинистическую литературу и папирусы, для того чтобы иметь квалифицированное представление о семантическом объеме греческих слов, бывших в обиходе во время написания Септуагинты. Если же экзегет сразу ставит знак равенства между семантическим полем ветхозаветного слова и семантическим полем его новозаветного эквивалента, значит, он пропускает описанные выше этапы исследования.

15. Пренебрежение особенностями словоупотребления в определенном корпусе текстов

Поскольку Павел употребляет δικαιόω («дикайоо») в значении 'оправдывать', а δικαιοσύνη («дикайосюнэ») в значении 'оправдание', многие богословы наделяют эти слова тем же значением и в текстах других авторов. Например, многие считают, что в Мтф. 5:20 δικαιοσύνη означает 'оправдание', но Бенно Пшибыльски убедительно показал, что в Евангелии от Матфея δικαιοσύνη всегда означает праведную жизнь отдельного человека, а не вмененную праведность[93]. Другой пример: у Павла Божье «призвание» действенно — если «призван», то верующий. В синоптических евангелиях Божье «призвание» — это скорее «приглашение», потому что много «званных», но мало избранных (Мтф. 20:16; 22:14). В данном случае ошибка кроется в необоснованном предположении, что новозаветные авторы употребляют одинаковые слова в одинаковом смысле — на самом же деле это далеко не всегда так.

16. Неоправданное приравнивание значения и референта

Референция или денотация — это обозначение внеязыковых реалий с помощью языковых символов (в нашем случае — слов). Не у всех слов есть референт. К числу слов, имеющих референт, однозначно относятся имена собственные: «Моисей» указывает на конкретную историческую личность с этим именем; «благодать» в контексте посланий Павла довольно часто обладает референтом, поскольку обозначает качество Бога. Однако смыслом или значением слова является не его референт, а то содержание, с которым это слово связано в сознании участника речевого акта. Некоторые слова, чаще всего абстрактные прилагательные, имеют значение, но не имеют референта (например, «красивый»)[94].

Таким образом, можно разграничивать смысл и референт. Однако большинство богословов, видимо, различают эти категории не столь четко, как лингвисты. Например, экзегет может сказать, что такое–то слово указывает на X — хотя X в данном случае будет не референтом, а значением слова[95].

Какое отношение это имеет к нашей теме? Дело в том, что многие ошибки, связанные с толкованием слов, основываются на референтном понимании значения, то есть предположении, что слова связаны с реальностью посредством указывания на реальные объекты (референты). На этом фундаменте строится ошибочное представление о том, что слово имеет «основное значение». Лучше всего это представление опроверг Гилберт Райл, сравнив две группы из пяти слов:

а) три относится к простым числам;

б) Платон, Аристотель, Фома Аквинский, Локк,