Шрифт:
Закладка:
1905–1915 гг. — последний период государственной деятельности Воронцова-Дашкова, и связан он был исключительно с Кавказом, пребыванием его на посту главы кавказской администрации.
Вновь назначенному кавказскому наместнику 68 лет. Нетрудно представить, каково ему было получить это назначение. Сказывался возраст. Вдовствующая императрица Мария Федоровна считала, что Воронцов принял предложение «из преданности». Уже в конце 1905 г. в одном из своих донесений он просит царя заменить его, сославшись на состояние здоровья. Но Николай II отвечает: «Знаю, как трудна ваша задача и как тяжело вам в ваши годы оружием расчищать путь к умиротворению… Но я верю вам и полагаюсь на вашу служебную опытность и личные качества… Поэтому не могу согласиться на вашу просьбу… о замене вас другим лицом. Ради любви вашей к России и блага Кавказа и ради преданности вашей мне прошу вас, граф, остаться и продолжать работать на вашем ответственном боевом посту»{147}.
Воронцов-Дашков прибывает в Тифлис 5 мая 1905 г., в разгар революционных событий. Предшествовавшей администрацией уже принят ряд мер по борьбе с революционным движением{148}, и одна из них — карательная экспедиция Алиханова-Аварского{149}. Николай II настаивает на самых решительных мерах «для предотвращения мятежного движения и беспорядков»{150}.
Воронцов-Дашков продолжает действовать в русле прежних военных мер, пытаясь разобраться в причинах происходящего. Позже он отмечал, сколь затруднительной была его задача: «Мне приходилось немедленно же принимать меры против все более и более развивавшихся беспорядков и в то же время самостоятельно изучать истинную причину их. В таких условиях я не мог избежать… некоторых ошибок»{151}.
Необходимо отметить, что уже первые меры Воронцова по подавлению революционного движения на Кавказе вызвали ожесточенные споры, а центральная правительственная администрация считала их недостаточно энергичными. Практически за весь десятилетний период пребывания Воронцова-Дашкова на посту кавказского наместника он находился в состоянии перманентной конфронтации с Советом министров, при этом инициатива по сближению позиций исходила от самого Воронцова{152}.
Отношения с верховной властью в оценке социально-политической обстановки на Кавказе особенно обостряются в период премьерства П. А. Столыпина, который обвинил кавказскую администрацию в бездействии: «Только отсутствием со стороны чипов областной и губернской администрации дружного, решительного, планомерного отпора всяким, даже малейшим, выступлениям преступных организаций и отдельных лиц возможно объяснить наличность… отрицательных явлений, внушающих самые тревожные опасения за дальнейшую судьбу края»{153}.
Воронцов-Дашков действительно подавал повод к неудовольствию, подвергаясь нападкам как со стороны правых, так и левых. Наверное, Воронцов переживал самое трудное время. Сказывался возраст, беспокоили недуги. Он понимал всю меру собственной ответственности. К этому примешивались и обстоятельства личного характера. Революционные события не обошли стороной и семью Воронцовых. Их имения также были охвачены волнениями: крестьяне жгли сено и хозяйственные постройки, грабили хлеба, травили посевы, требовали снижения арендной платы и т. п. Было совершено покушение на управляющего Юго-Камским заводом{154}. Во время приема посетителей был убит муж дочери Иллариона Ивановича, Александры, московский градоначальник П. П. Шувалов{155}.
Поставив перед собой задачу изучения коренных причин дестабилизации, создавшейся в таком многоликом крае, как Кавказ, Воронцов оказался в критической ситуации, не оставившей ему времени на поиски реформистских путей, сторонником которых он являлся. Обстановка требовала незамедлительных действий, и он подчас вынужден был идти на применение военных мер, к тому же в глазах правительства единственно правильных. Ему приходится также помнить о стратегическом значении пограничных районов, охваченных революционным движением{156}.
Первые его мероприятия направлены на скорейшее устранение те$ ошибок, которые были допущены предшествующей администрацией и не могли не способствовать обострению социальных и национальных противоречий в крае. По представлению Воронцова-Дашкова был отменен указ о секвестре имущества армяно-грегорианской церкви и закрытии армянских школ{157}. Он сменил самую одиозную часть кавказской администрации. Своим помощником назначил имевшего репутацию либерала Султан-Крым-Гирея. Но наиболее нашумевшим было назначение кутаисским губернатором известного агронома В… А. Старосельского{158}. Старосельский был связан с социал-демократической организацией, и лично знавший его Воронцов-Дашков надеялся использовать авторитет Старосельского в губернии, в которой крестьянское движение достигло наибольших размеров. Однако деятельность «красного губернатора» настолько шла вразрез с представлениями властей о методах борьбы с революцией{159}, что он был вскоре смещен, судим, а впоследствии вынужден был эмигрировать.
Реакция на действия наместника была незамедлительной. Николай II пишет: «Извините, если я затрону щекотливый вопрос о Крым-Гирее. Я не думаю, чтобы он был вам полезным советчиком и помощником. Но вот о ком я считаю нужным сказать крепкое слово — это о кутаисском губернаторе Старосельском. По всем полученным мною сведениям он настоящий революционер, поддерживающий с тою партией открытые отношения. Поистине место его… на хорошей иве!»{160}
Имя кавказского наместника у всех на устах. Пресса именует его красным. «Сомнительным» называет М. В. Родзянко управление Воронцова-Дашкова на Кавказе{161}. «Весь Кавказ, вся Россия кричит уже лет 5–6 о ни к черту негодности наместника (Воронцова). И государь его не смещает. Не решается, говорят, огорчить старого слугу. Теперь, конечно, закричит Дума, опять скандал» — это запись из дневника Л. А. Тихомирова, сделанная в мае 1908 г.{162}. И уже в декабре последовал известный кавказский запрос в Государственную Думу.
Дебаты по этому запросу приняли бурный характер Практически все аспекты деятельности наместника подверглись резкой критике, но более всего — его пресловутый либерализм в борьбе с революционным движением. Были высказаны и компрометирующие кавказскую администрацию подозрения относительно коррумпированности некоторых ее руководителей. Ораторы не церемонились в выражениях. Юродствующий Пуришкевич позволил себе говорить о наместнике в оскорбительных тонах (он-де «так стар и слаб, что иногда с конфеткой во рту засыпает за своими делами»). Нападки на кавказскую администрацию отражал представлявший наместника статс-секретарь барон Нольде, посчитавший их клеветническими, а по отношению к наместнику — неуважительными. Нужно сказать, что обстановка на заседаниях Думы накалялась настолько, что председательствовавшему приходилось неоднократно