Впоследствии Воронцов с «долей известной горечи напишет, что на протяжении нескольких лет своей деятельности на Кавказе он неоднократно подвергался жестокой критике как со стороны представителей центрального правительства, так и общественного мнения — на страницах прессы и с кафедры Государственной думы. «В общем, все нападки на мое управление сводились к указаниям на отличие моих приемов от практики, применяемой в других частях империи». Причина же тому лежала в своеобразии местных особенностей, на чем и зиждилась сама идея учреждения наместничества{164}.

В силу своего служебного положения Воронцов реальнее, чем органы центральной власти, оценивал всю сложность противоречий в этом регионе империи. Самое главное из них — положение местного крестьянства, малоземелье. Незавершенность реформ на Кавказе усугублялась отсутствием в крае межевания. «Что крестьянские волнения связаны с экономическим и правовым положением крестьян, доказывается ясно тем, что наибольшее развитие они получили там, где надел у крестьян наименьший, а повинности наибольшие» — таков основной итог его размышлений о причинах крестьянского движения на Кавказе{165}. Он выступает за «безотлагательное прекращение в крае последних проявлений крепостной зависимости сельского населения»{166}.

Ликвидация временнообязанных и хизанских[11] отношений в крае, передача наделов в собственность крестьянам — таково основное содержание предложенных кавказским наместником законопроектов 1905–1907 и 1913 гг.{167}

Параллельно продолжаются попытки решить вопрос о землеустройстве государственных крестьян. В законопроекте 1909 г. находят отражение установки столыпинского закона: приоритет отдается принципу предоставления крестьянам в частную собственность отводимых им наделов{168}.

По предложению Воронцова-Дашкова созывается междуведомственное совещание по поводу поземельного устройства крестьян Кавказского края, касавшегося проекта наместника о выкупе крестьянами своих земель. Усилиями совещания был продвинут проект Воронцова об обязательном выкупе крестьянами Закавказья своих земель у владельцев, и 20 декабря 1912 г. он был утвержден{169}. Последовавшие затем законодательные акты также касались обязательного выкупа своих наделов крестьянами других категорий частновладельческих крестьян (Закатальского округа и Дагестанской области). Известие об этом Воронцов получил в Ново-Томниково и срочно телеграфировал в Тифлис: незамедлительно принять меры к реализации закона и объявить его населению «с особою торжественностью с переводом на местные языки»{170}.

Необходимо обратить специальное внимание еще на один аспект деятельности Воронцова-Дашкова по землеустройству местного крестьянства, который следует рассматривать во взаимосвязи двух основных компонентов аграрного вопроса на Кавказе: земельного положения коренного крестьянства и переселенческой политики царизма.

С начала XX в., особенно в период столыпинской аграрной политики, некоторые территории края (прежде всего степные пространства Восточного Закавказья) становятся одним из основных районов размещения русских переселенцев. У правительства широкие колонизационные планы; создание хлопковой базы на фоне переселенческих хозяйств. Главным носителем этой идеи выступал начальник Главного управления землеустройства и земледелия А. В. Кривошеин{171}. Однако его программа содержала дискриминационные установки по отношению к местным крестьянам-кочевникам, земельно-правовой статус которых имел свою специфику. Практика землеотводных работ при размещении русских переселенцев уже имела печальный прецедент в виде столкновений между ними и кочевым обществом «Алар».

Против проекта Кривошеина, той его части, в которой была сформулирована концепция подчинения землеустройства кочевников «доминирующей колонизационной задаче», выступил Воронцов-Дашков. Будучи в 80-х годах прошлого столетия сторонником переселения крестьян из внутренних губерний России на окраинные территории, теперь он выступает за приоритет земельного положения коренного крестьянства края. Вопрос о землеустройстве кочевого крестьянства он помещает в общем контексте решения земельного положения всего крестьянства края и в этой связи с рассмотрением своего законопроекта о поземельном устройстве государственных крестьян края, который был вынесен на обсуждение III Государственной думы 4-го созыва. — Личная позиция Воронцова оказала определяющее влияние при обсуждении проекта Кривошеина, и Совет кавказского наместника единодушно отверг его{172}.

Подобно тому как правительственная власть видела выход из аграрного перенаселения и усмирения революционного движения во внутренней России в удалении значительных крестьянских масс на ее окраины, гр. Воронцов-Дашков основной способ преодоления социальных противоречий на Кавказе видел в аграрных преобразованиях, землеустройстве местного крестьянства.

Преобразовательная программа Воронцова-Дашкова охватывала широкий спектр реформ в области социально-экономической и политической жизни Кавказа: развитие промышленного предпринимательства, введение земских учреждений, совершенствование судоустройства, создание высших учебных заведений{173} и др.

Особенное значение он придавал железнодорожному строительству: ему- принадлежала идея сооружения Перевальной железной дороги через Главный Кавказский хребет, которую он расценивал как жизненно важную коммуникацию между Кавказом и остальной Россией не только экономического, но и политического значения. Отдавший в свое время дань идее строительства Великого Индийского пути, он в вопросе сооружения Перевальной дороги оперирует доводами, мотивирующими связь между этими двумя проектами.

В сфере внимания наместника как Главнокомандующего войсками находились и вопросы внешнеполитической ситуации на южных рубежах России, Его наблюдения, соображения по поводу подготовки Турции и Ирана к войне полны тревоги за Россию, поскольку он видит слабые звенья в обороноспособности страны, состоянии сосредоточенных на Кавказе войск. В многочисленных донесениях он с беспокойством сообщает об этом царю. В то время как турки принимают энергичные меры для своего усиления, пишет Воронцов-Дашков, «с нашей стороны, по-видимому, ничего не делается в этом направлении и в боевой подготовке войск округа имеют место недостатки, которые существовали десятки лет тому назад, и в случае наступательного движения со стороны Турции мы окажемся на Кавказском театре войны еще менее подготовленными, чем были на Дальнем Востоке». Записка эта датирована 1908 г.{174}

Увы, ему на его долгом веку придется еще стать свидетелем самой страшной войны из всех, им виденных;— первой мировой. Не говоря уже о новом подъеме революционного движения на Кавказе.

Тогда же, в 1908 г., с невероятной помпезностью Отмечалось 50-летие служебной деятельности Воронцова-Дашкова. В его честь слагаются гимны, сочиняются марши, чеканится медаль. В высочайшем рескрипте на его имя сказано: «Я обратился к вашей испытанной опытности, назначив вас как одного из деятельных участников покорения Кавказа па… должность Моего Наместника в этом крае. Я уверен, что прямодушный образ ваших действий, имеющий единственною целью благо Отечества, по достоинству оценен кавказским населением». Воронцову-Дашкову пожалованы «для ношения на груди» осыпанные бриллиантами портреты Александра III и Николая II{175}.

В следующем, 1909 г. Воронцов вновь в центре юбилейных событий: отмечается 50-летие взятия Гуниба и к нему как участнику Кавказской войны вновь обращены многочисленные посвящения, адреса{176}. В 1913 г. — вновь царский рескрипт с воздаянием заслуг и осыпанный бриллиантами тройной портрет деда, отца и самого Николая II{177}.

Масштабность задуманной им