еще до начала сражения: потрясение от вторжений венгров в Богемию и обширные германские территории на протяжении 954 г. было достаточно сильным, чтобы дать возможность Оттону сформировать объединенное войско франков, швабов, баварцев и богемцев. Не участвовали в сражении саксонцы, которых славяне удерживали на Эльбе, лотарингцы, Генрих Баварский (умиравший от раны, полученной на войне с Оттоном) и Людольф. Без этой неожиданной победы во «внутренней политике» сражение у реки Лех никогда не могло бы состояться. Его самое долговременное последствие было того же плана: это сражение определило германский элемент как самый значимый в империи и имперской церкви Оттона.

Культура Каролингов, из которой в конечном счете появилась германская культура Оттонов как созидательная квинтэссенция, была совместным достижением испанских, ирландских, англосаксонских и итальянских интеллектуалов и французских гуманистов (Люпус Ферьерский, безусловно, достоин того, чтобы быть здесь упомянутым). То есть это был труд «блуждающей интеллигенции», находившейся под защитой королевского двора, которой было позволено устно и письменно выражать амбициозные размышления (Скотт Эриугена), интеллектуалов, сознание которых веками отличалось от сознания народа. Положение этих людей было схожим с положением гуманистов типа Эразма Роттердамского при дворе Карла V или французских интеллектуалов при дворах Фридриха Великого и русской царицы Екатерины Великой.

Кристаллизация того, что было германским, оттонским, устранила многие изменчивые и колеблющиеся элементы. Вместо культуры Каролингов с ее придворной академией письма и церковными школами, с ее ирландскими и англосаксонскими интеллектуалами, задающими неудобные вопросы (Вергилий Зальцбургский, например, который размышлял о существовании людей в Антиподах), теперь появилась монастырская и епископальная культура, твердо стоящая на земле. С этого времени и до Карла V немецкую культуру уже не интересовало plus ultra (дальше, вперед - лат.) в этом мире (хотя большой интерес вызывал мир потусторонний).

Именно в десятилетия, последовавшие за сражением у реки Лех, впервые начали обретать форму огромные немецкие соборы, столь характерные для Германии Средних веков, - пока они не превратились в груды камней в конце последней войны. Эти церкви были цитаделями Бога. Они провозглашали, что Бог гарантирует своим верным слугам силу, мир и безопасность. Их два полюса - восточный и западный - заявляли, что существует партнерство на земле и небесах между имперским епископом и королем-императором как слугами Христа - короля и императора Небес. Система государственного устройства при Оттонах, которая оставалась основой имперской церкви до 1803 г., оставила в этих церквях след, отпечаток которого был четким и сильным.

Благосостояние империи было неделимым. Оно заявляло о себе через успехи и победы - внутренние и внешние. Поэтому долгом епископов и аббатов в империи было поддерживать империю своим собственным оружием -молитвами, жертвенными дарами и божественными литургиями, а также «вспомогательными средствами» (сборами и налогами) - экономическим вкладом своих огромных ресурсов и не менее важной военной помощью, поставляемой их вассалами. В эту эпоху родилась «немецкость», чему значительно способствовало сражение у реки Лех. В этом сражении Оттон продемонстрировал свою королевскую спасительную силу путем установления мира на германской земле: он заставил воевавших друг с другом властителей действовать согласованно и навсегда изгнал завоевателей, которые внешне наводили ужас. Сделав это, Оттон обеспечил мир на территории зарождающейся Германии, которая на поверхности продолжала оставаться очень свободной федерацией племен и народов, даже regna (королевств). Для зарождающихся немцев, все еще полных тревог и беспокойства, связанных с периодом миграции, чье шоковое действие еще не полностью рассеялось (в 1945 г. оно даже получило некоторое подкрепление), своей победой он обеспечил в значительной мере уверенность и безопасность.

Здесь следует поговорить о специфике немецкой веры в силу. По своей сути, это вера, укоренившаяся в недоверии к «грешному миру», полному врагов - слуг дьявола (сам дьявол - alt boese viant, стародавний враг), миру раздоров и волнений, в котором главенствуют междоусобицы, войны, лжесвидетельство и убийства. Сетования на вероломство этого мира долетают до наших ушей с X в. и по сей день. Чувство, что этот мир безнадежен, заставляло немцев поддаваться одному из двух искушений. Первое из них - безысходный манихеизм: мир расколот до самой сердцевины между сторонниками Бога (их мало) и ставленниками дьявола (их много); единственный способ вырваться из этой «ситуации» (слово laga на древнегерманском языке - это засада, из которой все выходы ведут к смерти) - через молитву, рожденную исключительно отчаянием, с действием или без оного. Поэтому среди людей есть «пессимисты» и «оптимисты», то есть те, кто молится, и те, кто действует. Другим искушением является искушение впасть в не менее безысходный крайний пелагианизм: человек свободен, полностью открыт всем ветрам и погодным условиям; он может заявить о себе, только овладев материальным миром, включая - ужасающая мысль - его человеческий материал.

Как четко признавали великие германские теоретики империи, например Николай Кузанский и Лейбниц, государственный порядок Оттонов представляет собой попытку связать эти два полюса, имеющую важные исторические последствия. Набожный человек служит Богу и миру, завоевывает славу и почести на небесах и на земле путем верной службы в религиозно-политическом смысле как член паствы христианскому миру, законными представителями которого на земле являются владыка император и его епископы. Для Видукинда Корвейского высший епископ - не молчащий папа, а епископ Германской империи, первосвященник Кёльна или Майнца.

Так называемое оттонское государственное устройство империи, которая дала епископам преобладающий вес и главную ответственность, сделав тем самым имперскую церковь краеугольным камнем империи, не было, как часто говорят, просто «целесообразным решением», навязанным Оттону, потому что светские магнаты показали себя вероломными. Это государственное устройство покоилось на глубоком психологическом фундаменте. Это была попытка германцев достичь concordantia catholica, попытка подавить сугубо немецкое искушение (порожденное неспокойными веками переселений народов и их последствиями) бежать из этого мира в отчаянии и отчаяться от болезни этого мира. Sieg Heil: все поднимают правую руку и тем самым подтверждают избрание Оттона королем. Для нас это приветствие имеет зловещее звучание из-за своей ассоциации со страшным человеком из Браунау-ам-Инн. В своем полном значении это приветствие - salus et victoria - подразумевает, что все «спасение»: и души, и тела - вверено dux (герцогу - Herzog), вождю (Fbhrer) войска в ожидании того, что он обратит его во благо.

Оттон сделал своего брата-священнослужителя Бруно герцогом. Ученик и биограф Бруно Руотгер называет его «архиепископом», чтобы подчеркнуть исключительные полномочия, которыми тот обладал. Бруно был воспитан в Утрехте ирландским епископом Израэлем, от которого он получил добротное образование (познания ирландских священнослужителей были гораздо шире, чем у континентальных епископов). В 940 г. Бруно стал канцлером своего брата, а затем главным капелланом; в 953 г. его сделали архиепископом Кёльнским и