что он передает в Россию картины, рукописи, документы, а сам не решался следовать его примеру. Он не мог забыть, как в советской прессе травили его отца. В письмах к барону он не стеснялся в выражениях, они полны язвительной насмешки в адрес «Советов», а ругаться он умел, замечательно знал русский язык, как и итальянский, и английский, и французский. После поездки в Россию он все же переменил свое отношение и подарил некоторые свои вещи театральному музею им. А. А. Бахрушина. Барон любит вспоминать, как приезжал Федя. «Закинет в мешок бумаги и на автомобиле – в Вадуц. Он готовил шашлыки у меня в саду, а я борщ. И многое вспоминали за ужином. Такой был умница, чего только он не знал. А как рассказывал, всех мог изобразить! Талант от отца у него был. Уникальный человек. Вместе не скучно было возиться с документами. Вот здесь мы сидели за столом в столовой – Федя на одном конце, я на другом. А однажды он не захотел ничего делать, бросил у меня все кучей свои бумаги, сказал: в следующий раз. И больше не приехал. Умер у себя дома в Риме. Наследников не было. Чудные картины Коровина, Кустодиева, Нестерова получила его подружка Белла Левенсон. Россией она никогда не интересовалась, все продала. Печально…» – «А что стало с этими бумагами?» – спрашиваю я. – «Долго не мог на них смотреть. Отнес вниз, в подвал. Когда собрался в Петербург и купил в дар бронзовый отлив руки Шаляпина, то подумал, что музею будет приятно иметь что-то и от сына. Но я увидел, что это не та тема: интимные письма, фотографии голеньких девочек. Очень хорошеньких. Федя до конца жизни интересовался женщинами. Но я придумал следующее – поехал в Рим и купил у Беллы Левенсон чемоданчик с его вещами, которые были для нее – просто барахло. Я открыл и ахнул, там была рубашка Шаляпина-отца, о которой Федя мне рассказывал».

Имя Сергея Лифаря, у которого горячо билось сердце при воспоминании о России, очень дорого барону. Дружба у них завязалась еще во время их пребывания в Париже. А потом, когда Лифарь поселился в Швейцарии в Лозанне, они особенно стали близки. Он приезжал в Лихтенштейн и останавливался всегда у барона Фальц-Фейна. Мечтал даже переехать в Вадуц, чтобы создать школу танца. С этой целью он перевез в Швейцарию свою богатейшую театральную коллекцию. Но, несмотря на его мировую славу, на то, что он был главным балетмейстером Гранд Опера в Париже, никто не воспользовался этим предложением. Ни Лихтенштейн, ни Монако, ни Швейцария. Ему нужны были средства, чтобы сохранять тот стиль жизни, к которому он привык, когда много зарабатывал. Поэтому он по частям время от времени распродавал свои сокровища на аукционах. Барон страдал от того, что уникальная библиотека, основу которой составляли книги, собранные еще Дягилевым, попали на торги в Sotheby’s в Монако – часть из них он купил и передал на родину Лифаря в Киев. Некоторые экземпляры книг барон оставил себе, и в его библиотеке я видела удивительные раритеты с экслибрисом Лифаря или с его автографом. Например, издание Кутепова «Царская охота». На аукционе Сhristie’s в Лондоне в конце 2004 года она оценивалась в 50–70 тысяч фунтов стерлингов, а продана была за 25 тысяч.

Библиотека барона, как и его Guest Book, показывает круг его друзей и гостей. Многие книги – с дарственными надписями. Старинные русские фолианты, эмигрантские издания, зарубежные книги о России. Юбилейный альбом к 100-летию Пажеского корпуса в двух томах (не поднять и двумя руками – такой громадный) лежит на виду. Достался от деда, генерала Николая Алексеевича Епанчина, который был директором Пажеского корпуса. «Вот мой дедушка, – показывает барон портрет, открывая альбом. В России он воспитывал пажей – элиту российского общества. В эмиграции единственным его пажом был я. Дедушка научил меня русскому языку, русской истории, и это он виноват в том, что я так люблю Россию. Несмотря на то, что нас лишили гражданства, все имущество отобрали, бабушку зверски убили… Меня всегда гнали из советского посольства, но у меня никакой обиды нет, в одно ухо влетало, в другое вылетало. Русские эмигранты меня так ругали: ты дурак, помогаешь им, а что они с нами сделали?… Но я перевернул страницу. Что было, то было. Родина тут ни при чем, все пострадали от этой проклятой революции – и те, кто уехали, и те, кто остались. В конце концов все увидели, что я был прав. Теперь многие полюбили Россию. Купили в Петербурге себе квартиры и княгиня Васильчикова, и князь Шаховской, и князь Юрьевский – единственный прямой потомок Александра II. Проживал он недалеко, под Цюрихом; когда с женой Катей они уезжали кататься на лыжах в горы, то навещали меня. Он был еще совсем юный, когда я впервые привез его в Россию. Мы попали в путч, под нашим отелем „Москва“ шли танки… Я отдал князю бюсты Александра II и гравюры его эпохи. Пусть украсит свою квартиру в Петербурге. Удивительно, но он выбрал район рядом со Спасом на Крови, на месте гибели своего предка. Такая наша история».

Вечер, посвященный 105-летию барона Э. А. Фальц-Фейна

14 сентября 2017 года в Доме русского зарубежья им. А. Солженицы на (г. Москва) отмечали 105-летие барона Эдуарда Александровича Фальц-Фейна, русского эмигранта первой волны, мецената, коллекционера, знатока русской истории и культуры.

Сам виновник торжества праздновал юбилей дома, в Лихтенштейне, где он живет долгие годы, основал сувенирный бизнес, принимает туристов и друзей из разных стран мира. А вечер в Москве состоялся по инициативе биографа Эдуарда Александровича, историка, искусствоведа, журналиста Надежды Витольдовны Данилевич. Она – автор книги «Барон Фальц-Фейн. Жизнь русского аристократа», а также – соратник Эдуарда Александровича в поисках русских культурных и исторических ценностей за рубежом и возвращении их на родину, в Россию. Надежда Витольдовна организовала в Доме русского зарубежья выставку, посвященную юбиляру, и представила на ней из собственного собрания артефакты, образцы сувенирной продукции, документы, архивные фотографии, повествующие о родословной, а также о жизни и деятельности Э. Фальц-Фейна.

Личность он многогранная. В 1930-е годы был чемпионом Парижа по велоспорту, в 1936 году стал генеральным корреспондентом ведущей в Европе спортивной газеты «L’Auto» на Олимпиаде в Берлине. В конце 1930-х, получив гражданство Лихтенштейна, основал в этом княжестве Олимпийский комитет и возглавил его. Тем, что Олимпиада 1980 года состоялась в Москве, мы обязаны Файльц-Фейну, убедившему своих коллег по МОКу, что Россия достойна принимать спортсменов со