к союзу с нацистской Германией, отношения с которой являлись весьма напряженными с июня 1934 г. из-за нацистского путча в Австрии и постоянной угрозы аншлюса. Сближение с Германией началось очень осторожно и мягко: ведь речь пока еще не шла ни об «оси», ни о союзе. Однако постепенно отношения между двумя странами принимали форму все более тесного политического и идейного альянса между двумя режимами, исповедовавшими одну и ту же идеологию, одни и те же политические принципы. Этот союз нашел конкретное воплощение в 1936 г., когда Италия и Германия выступили на стороне генерала Франко во время гражданской войны в Испании. Хотя это и вызвало одобрение Церкви, но зато способствовало дальнейшему ухудшению отношений Италии с западными державами, которые придерживались политики невмешательства, и еще больше привязало Италию к Германии. Последняя стремилась не столько сама участвовать в испанской войне, сколько как можно сильнее скомпрометировать Италию. В следующем, 1937 г., Италия, Германия и Япония подписали Антикоминтерновский пакт[444], а в 1938 г. в Италии, точно так же, как и в Германии, были приняты расовые законы и началось преследование евреев. Несомненно, эти нелепые и ничем не оправданные акции имели самые негативные последствия для режима: среди итальянских граждан, вынужденных покинуть страну, был крупный физик Энрико Ферми, который эмигрировал в США и впоследствии принял самое непосредственное участие в исследованиях по созданию первой атомной бомбы. Однако жребий был уже брошен. Каждый день режим приобретал все более явно выраженные черты диктатуры и тем самым постепенно скользил к краю пропасти, который отделял его от непоправимого.

Правда, однажды наступил день, когда этот процесс был, казалось, приостановлен. Это случилось в сентябре 1938 г., когда Муссолини принял активное участие в разработке удачного сценария Мюнхенской встречи[445]. Однако, прекрасно отдавая себе отчет в том, что Италия не готова к войне, он тогда, в сущности, хотел лишь выиграть время. Перспектива участия в войне на стороне Германии больше уже не смущала Муссолини, хотя он и намеревался сохранить за фашистской Италией независимую роль и право на инициативу, как это было продемонстрировано в апреле 1939 г. в ходе оккупации Албании. Спустя месяц, еще до начала Второй мировой войны, Германия и Италия подписали «Стальной пакт»[446], в котором предусматривалось участие последней в войне на стороне Германии. По-видимому, подписывая этот пакт, Гитлер и его единомышленники хотели скрыть от Муссолини свое намерение немедленно напасть на Польшу и стремились создать впечатление, что война начнется не раньше чем через два или три года. Лишь в августе 1939 г. на встрече в Зальцбурге министру иностранных дел фашистской Италии Галеаццо Чиано сообщили о готовившемся вторжении. Этим и объясняется тот факт, что Муссолини, понимая всю меру военной неподготовленности Италии, согласился объявить о нейтралитете страны. Однако год спустя, когда полное поражение Франции стало вселять надежды на скорое окончание войны, дуче нашел в себе силы немедленно прекратить всяческие колебания. Десятого июня 1940 г. Италия наконец вступила в войну.

По мере того как положение в мире стремительно ухудшалось и тучи будущей войны сгущались в итальянском небе, внутри страны насаждались различные нововведения, а диктаторский режим принимал уже по-настоящему гротескный вид. Осуществление расового законодательства, ставшего подлинным оскорблением для мягкого, благородного характера итальянцев, сопровождалось и даже оправдывалось антисемитской кампанией, во время которой отличились интеллектуалы средней руки и «придворные» ученые и которая произвела отталкивающее впечатление, хотя и была абсурдной и не имела под собой никакой реальной почвы. Было введено употребление личного местоимения «вы» во множественном числе при вежливом обращении к одному человеку (voi) вместо традиционно используемой в итальянском языке формы вежливого обращения на «Вы» (Lei). Настоящая война объявлялась рукопожатию, которое было заменено фашистским приветствием. Все эти меры оказались беспочвенными, носили зачастую голословный характер и со всей очевидностью обнаружили слабость и нестабильность, которые скрывались за показной устойчивостью и могуществом режима.

В таком состоянии Италия вступила в войну. Мало того что страна оказалась совершенно не подготовленной в военном отношении, она к тому же испытывала латентный политический кризис. Массовая поддержка, которую сумел создать себе режим во время войны в Эфиопии, теперь быстро сокращалась. Перспектива надвигавшейся войны и непопулярность союза с Германией заставили быстро забыть об удачной колониальной авантюре фашистского режима, от которой, впрочем, вопреки стольким обещаниям, оказалось так мало пользы. Когда в сентябре 1938 г. Муссолини вернулся в Италию из Мюнхена, его встретили массовыми манифестациями: народу представилась отличная возможность продемонстрировать свою верность дуче и в то же время явно негативное отношение к войне. В оппозиции оказались не только рабочий класс, никогда не проявлявший симпатий к фашизму, но и подавляющее большинство интеллектуалов, которых отталкивали примитивизм и вульгарность фашистской пропаганды, а также масштабы коррупции, охватившей режим. В момент вступления Италии во Вторую мировую войну настроения оппозиции проникали даже в святая святых — в кулуары самих фашистских организаций, особенно молодежных и студенческих. В молодежных организациях чаще всего создавалась так называемая «левая фронда», однако существовала также и «правая фронда», куда входили прежде всего промышленники, с беспокойством наблюдавшие за постоянным притоком немецкого капитала, военные, обеспокоенные неподготовленностью Италии к войне, и крупнейшие представители высших эшелонов бюрократической власти, опасавшиеся того, что вступление Италии в войну могло нарушить с трудом достигнутое равновесие и ввергнуть страну в пучину социальных потрясений. Основным представителем этого течения был не кто иной, как министр иностранных дел и зять Муссолини Галеаццо Чиано, который после Мюнхена все более охладевал к идее сковывавшего Италию союза с Германией и даже пытался отсрочить вступление своей страны в войну, хотя эта попытка была очень робкой, как и следовало ожидать от человека, вознесенного режимом на самую вершину власти. Среди крупнейших фашистских иерархов его точку зрения разделяли Джузеппе Боттаи, бывший посол в Лондоне Дино Гранди, и, наконец, Итало Бальбо, который вскоре встретил свою смерть в небе Тобрука при обстоятельствах, сразу же вызвавших у многих обоснованные подозрения. В среде военных была известна нерешительная позиция, занимаемая по многим вопросам главой Генерального штаба маршалом Пьетро Бадольо, а также представителями крупной партийной бюрократии, в частности главой тайной полиции Артуро Боккини. Пройдет всего несколько лет, и в июле 1943 г. все эти люди станут организаторами дворцового заговора, поскольку он совершился при непосредственной поддержке короля, который сначала проявлял настороженность, а затем также занял враждебную позицию в отношении Германии, что и привело к падению режима. Однако об этом мы поговорим в свое время. Сначала необходимо бросить ретроспективный взгляд на историю антифашистского движения