Таким образом, происходил возврат к такой экономической политике, которая во многих своих проявлениях напоминала политику военных лет и в которой при поверхностном наблюдении можно было усмотреть черты планирования и обобществления. Действительно, с помощью ИРИ государство контролировало многочисленные предприятия и даже целые отрасли промышленности, благодаря тому что в Италии госсектор в экономике был больше, чем в любой другой капиталистической стране. Кроме того, не кто иной, как государство торжественно провозгласило корпорации, система которых была в 1934 г. усовершенствована и стала более гибкой и эффективной, посредниками в отношениях между предпринимателями и трудящимися и важным средством гармонизации государственных и частных интересов. Более того, Муссолини и вся его пропаганда не преминули выдвинуть теорию о том, что фашистское корпоративное государство представляет собой «преодоление» капитализма, т. е. нечто совершенно новое, отличное как от капитализма с присущими ему крайними формами либерализма, так и от социализма с характерными для него крайними формами огосударствления. Некоторые из тех, кто, как, например, бывший определенное время министром корпораций Джузеппе Боттаи[443], поверил этим рассуждениям, были вынуждены впоследствии констатировать, что на практике дело обстояло совершенно иначе.

Даже если принимать во внимание, что госсектор в экономике получил широкое распространение и стал постоянно действующим фактором, то следует учитывать и то обстоятельство, что государство на том этапе своего развития по многим параметрам являлось «приватизированным», т. е. сильно зависело от наиболее мощных и влиятельных экономических групп и даже оказалось их своеобразным вассалом. Если же говорить о корпорациях, то они вовсе не стали посредниками в отношениях между капиталом и трудом и не смогли установить гармонию между частной инициативой и национальной экономикой, как того хотели фашисты левого направления. В реальности корпорации также попали в вассальную зависимость от тяжелой промышленности и стали важным средством дальнейшего укрепления позиций крупнейших индустриальных групп и монопольных объединений, таких, как ФИАТ, «Монтекатини», «СНИА Вискоза». Ведь им всегда удавалось оказывать давление на государство и подавлять возникавшие еще изредка формы протеста, организованные рабочим движением. То слабое сопротивление, которое могли встретить эти монополии со стороны бюрократической машины или государственных административных органов, легко можно было проигнорировать в обстановке все более усиливавшейся коррупции, росту которой благоприятствовало в то время сращивание государства, партии и корпораций.

Таким образом, кризис 1930-х годов был постепенно преодолен, однако это происходило за счет усиления авторитарных и даже тоталитарных черт фашистского режима. Теперь фашистский гимн «Джовинецца» («Giovinezza») исполнялся во время официальных церемоний наряду с «Королевским маршем» («Marcia reale»), а иногда и предшествовал ему. Теперь вступление в ряды партии чем дальше, тем больше становилось единственным шансом получить место на службе, и фашизм использовал любую возможность заставить итальянцев приходить на торжественные собрания — adunate — в черных рубашках. В 1931 г. профессора университетов были обязаны принести присягу на верность фашизму, и лишь 11 преподавателей высшей школы отказались сделать это. Лозунгом режима стал теперь такой приказ: «Верить, повиноваться, сражаться». До определенного времени последнее слово оставалось лишь риторическим возгласом. Однако приближался день, когда этот приказ станет уже реальностью.

От агрессии против Эфиопии до вступления в войну

Экономический кризис нанес удар по престижу режима и проводимой им политике особенно среди тех слоев населения, которые всегда были его главными жертвами. Громкие слова, произнесенные Муссолини в речи в 1934 г., чтобы убедить миланских рабочих в «преодолении» капитализма, не могли, естественно, заменить решение таких проблем, как урезанная зарплата, длительная безработица и сокращение покупательной способности народа. Поэтому режим должен был попытаться расправить плечи и восстановить свою популярность и поддержку широких масс населения.

Традиционным и самым легким способом достичь этой цели было утверждение престижа на международной арене. К тому же военные заказы могли способствовать и действительно способствовали окончательному выходу многих отраслей промышленности из кризиса. Избранным для агрессии объектом стала Эфиопия, последнее независимое государство в Африке, принятое в Лигу Наций именно по предложению и под покровительством Италии. Как обычно, предлогом для нападения стал пограничный конфликт. Однако соображения престижа и положение в стране были настолько важными для Б. Муссолини, что в ходе коротких встреч на дипломатическом уровне, непосредственно предшествовавших вторжению, дуче отверг все компромиссные варианты урегулирования спора — даже самые выгодные — и решил укрепить престиж Италии силовым путем. Третьего октября 1935 г. его решение поставило итальянцев под ружье, и страна начала свою последнюю колониальную авантюру в новейшей истории.

Военные действия, в ходе которых итальянские войска потерпели сначала несколько поражений, развертывались затем достаточно успешно и завершились в мае 1936 г. взятием эфиопской столицы Аддис-Абебы. Однако эта кампания потянула за собой новый шлейф проблем, так как в покоренной стране постепенно разгоралась ожесточенная партизанская война. Для подавления повстанческого движения итальянское военное командование без колебаний использовало самые бесчеловечные и чудовищные средства массового устрашения, включая газовые атаки. Следует, однако, отметить, что великие державы не слишком настаивали на применении экономических санкций против Италии, предложенных Лигой Наций, и это способствовало разрешению ситуации. Несмотря на экономическую блокаду, нефть продолжала поступать в Италию, а Суэцкий канал не был закрыт для итальянских судов.

Легкая и быстрая военная кампания приобрела большую популярность в стране. Старый миф о плодородных африканских землях, распространявшийся еще с XIX в., вселял теперь надежды в души предприимчивых итальянских фермеров, а в еще большей степени — в души крестьян Южной Италии. Националистическая пропаганда поднимала на щит идею реванша за поражение при Адуа, и эта идея встречала большой отклик в среде мелкой буржуазии. Именно в те годы производила подлинный фурор песенка «Черная мордашка» («Faccetta nera»), в которой воспевались многочисленные доблести итальянского легионера, как гражданина и как любовника, сумевшего не только освободить прекрасную эфиопку из рабства, но и открыть для нее другие ценности и иные наслаждения. Когда в своей речи 5 мая 1936 г. Муссолини заявил в Риме с балкона на Пьяцца Венеция, что в полном соответствии с конституцией Италия провозглашается империей, то популярность режима достигла небывалого уровня.

Однако фашизму не долго было суждено наслаждаться такой поддержкой. Падение популярности режима было стремительным и бесславным. Военная кампания в Эфиопии повлекла за собой ухудшение отношений с Англией и Францией, привела Италию к дипломатической изоляции. Это заставило ее повернуть