самые вершины власти, или же малограмотными и неотесанными провинциалами с грубыми, вульгарными вкусами, начисто лишенными умения управлять и пользоваться властью, свойственного для представителей потомственной политической элиты, получившей полноценное образование и имевшей соответствующий опыт. Среди них были «рас»[439] Кремоны Роберто Фариначчи, грубый, примитивный негодяй и преступник, ставший секретарем партии; такой же провинциальный «рас» Аугусто Турати, еще один секретарь партии, и, наконец, Акилле Стараче, о котором во времена фашизма сочиняли самые удачные и самые непристойные анекдоты.

За претенциозно разукрашенным фасадом фашизма скрывались убожество, уныние и пустота, за громкими лозунгами и напыщенными фразами — полная духовная несостоятельность. Нет ничего удивительного в том, что лучшие творения литературы и искусства того времени проникнуты ощущением этой двойственности, противоречивости и пустоты. Уже Луиджи Пиранделло[440], чьим одобрением весьма кичился фашистский режим, в 1920-х годах опубликовал свои пьесы, посвященные бесчеловечности и бездушию одураченного, запуганного и ко всему равнодушного обывателя, и его произведения пришлись публике не слишком по вкусу. Однако и Альберто Моравиа[441] в романе «Равнодушные» (1929) нарисовал недвусмысленный и красноречивый портрет обывателя эпохи фашизма — ограниченного и циничного буржуа. Вероятно, один из крупнейших поэтов нашего века Эудженио Монтале[442] воспел в своих стихах бедствия лихого времени и противопоставил ему «чудо божественного равнодушия». Натюрморты художника Джорджо Моранди (1890–1964) являли собой образец строгости, безупречности линий и изящества и, безусловно, символизировали скрытый протест против напыщенного пустословия и избитых трескучих фраз официальной пропаганды. Актер Этторе Петролини (1886–1936), от природы наделенный подлинным талантом комика, выступал на сцене с пародиями на Гастона, глупого и порочного папенькиного сынка.

Годы процветания проходили очень быстро и сопровождались болтовней и пустословием нелепо напыщенной официальной пропаганды. Чувство эйфории в связи с временным благополучием, весьма ограниченным и даже скорее кажущимся, пройдет слишком скоро, и тогда в дверь постучится тот же самый призрак, что и после 1900-х годов — призрак действительности, только более грозной и трагической.

Экономический кризис и корпоративная экономика

Сильнейший экономический кризис 1929 г. не имел столь ярко выраженных и немедленных последствий для социально-экономической жизни Италии 1930-х годов, как в Америке или Германии, однако он был, вероятно, более глубоким и продолжительным. Действительно, процесс заживления ран, нанесенных кризисом, проходил очень медленно и трудно и повлек за собой серьезные изменения не только в экономической сфере, но и в политическом курсе страны.

С 1930 г. явные симптомы кризиса нашли полное выражение и в Италии. Снижение цен и последовавшее за ним стремительное падение стоимости акций привели к беспрецедентному сокращению производства. В 1929–1932 гг. выпуск автомобилей снизился вдвое, производство стали упало с 2 122 194 до 1 396 180 тонн, а хлопчатобумажной пряжи — с 220 тыс. до 169 тыс. тонн. Национальный доход на душу населения сократился с 3079 лир в 1929 г. до 2868 лир в 1933 г., тогда как безработица, составлявшая в 1929 г. 300 тыс. человек, выросла все в том же, 1933 г. до 1019 тыс. человек. В результате этого уменьшилось и потребление; количество потребляемых на душу населения калорий также резко сократилось. Лишения и голод вновь стали массовыми явлениями. Демографическая политика фашизма, направленная на увеличение рождаемости и проводимая режимом в целях укрепления национального престижа, а также запрещение эмиграции — все это, естественно, не способствовало облегчению положения.

Сначала правительство попыталось найти решение проблемы за счет расширения общественных работ, т. е. в проведении начатой ранее политики. В годы кризиса закончился снос зданий в центре Рима и появились улицы Империи и Примирения. Проводились грандиозные работы по мелиорации Понтинских болот, начатые в 1928 г. Кампания по осушению болот была действительно грандиозной, но фашистская пропаганда, разумеется, не преминула раздуть это событие и преувеличить его рамки и значение. Однако, для того чтобы преодолеть кризис и дать новый импульс развитию национальной экономики, необходимо было нечто совсем иное. Требовался радикальный пересмотр всей экономической политики, проводимой фашизмом в тот период. До сих пор в ней просматривались совершенно очевидные либеральные черты, если не считать короткого периода, когда министром финансов был граф Вольпи. Однако теперь те же самые предприниматели, которые в период благополучной конъюнктуры являлись решительными сторонниками невмешательства государства в сферу производства, ныне, наоборот, настойчиво потребовали государственной поддержки и помощи. И государство в очередной раз поспешило помочь, создав сначала Итальянский институт движимого имущества (ИМИ), а затем Институт промышленной реконструкции (ИРИ), что позволило спасти путем финансирования многие отрасли, особенно пострадавшие в результате кризиса.

Таким образом, стал последовательно проводиться курс на увеличение государственных расходов и одновременно на сокращение потребления, что способствовало смягчению трудной экономической конъюнктуры, а позднее — и преодолению кризиса. В то время как уровень заработной платы рабочих оставался крайне низким, а косвенные налоги достигли беспрецедентных размеров, госфинансирование предприятий и госзаказы продолжали постоянно увеличиваться. В первую очередь и то и другое было адресовано отраслям, связанным с военной промышленностью, что вовсе не было лишено смысла и имело серьезные последствия для дальнейшего развития итальянской истории. Стремление к росту объемов национального производства становилось актом своеобразного патриотизма даже в том случае, если себестоимость итальянских товаров намного превышала соответствующий показатель на мировом рынке (следует, к примеру, упомянуть, что стоимость некоторых товаров черной металлургии стала превосходить стоимость продукции иностранного производства на 50, а то и на 100 %), и первым выполнять свой патриотический долг стало само государство. Быстро осуществлялся переход к так называемой политике «автаркии», а точнее, возвращение к протекционизму, замаскированному теперь патриотической фразеологией, хотя именно на базе протекционизма возник и получил развитие итальянский капитализм. В рамках проведения этой политики следует рассматривать такие мероприятия, как создание ряда полугосударственных компаний, в частности АНИК (Azienda Nazionale Idrogenazione Combustibili) и АДЖИП (Azienda Generale Italiana Рetroli), занимавшихся нефтедобычей и производством жидкого топлива, а также то особое внимание, которое уделялось выработке электроэнергии на базе собственных ресурсов в целях поддержания традиционного для Италии баланса с отрицательным сальдо. Важнейшими направлениями политики автаркии стали организация Федерации аграрных консорциумов и решение об обязательных поставках сельскохозяйственной продукции, что дало новый импульс такой кампании, как «битва за хлеб». Наконец, для того чтобы воспрепятствовать переселению избыточного сельского населения в города, были предприняты меры, ограничивавшие развитие процессов урбанизации. Фашистская пропаганда всячески превозносила привлекательность сельской жизни, а песенка «Прелестная крестьяночка» («Campagnola bella») стала в