Я подняла руку и вытащила один из тех белых кинжалов, которые мы с Лунарой привезли из Тагкалая. Я ткнула острием в ладонь и надавила, поморщившись от боли. Выступила полоска крови.

Вафик схватил поводья моей лошади.

– Что ты делаешь?

– Кровь Хисти не должна смешиваться с землей.

Я собрала озерцо крови и вытянула руку.

Вафик вытаращил глаза.

– Погоди… Ты что, хочешь сказать…

Мне нужны были доказательства. Я должна показать ему и всем сомневающимся то, за что молилась моя мать.

Я раскрыла ладонь. Кровь стекла с нее и капнула на песок.

Она окрасила песчинки красным, как любая кровь. Я смотрела на нее, задумавшись, что это значит. Может, я и впрямь заблуждалась. Возможно, мать молилась не за меня.

Из капли крови на песке появился росток. Он увеличивался, и на конце появились красные лепестки.

Красный тюльпан. С лепестков свисали мешочки с кровью.

Они лопнули, разбрызгивая кровь. И червей.

– Нашествие червей! – прокричал Вафик. – Кто-нибудь, спалите их!

С шипением извиваясь, черви поползли к его ногам.

Он попятился.

В воздухе просвистела огненная стрела, попала в червя и подожгла его.

Тот завизжал, как горящий ребенок.

Гокберк выпустил еще одну стрелу и попал в красный тюльпан. Цветок обратился в пепел, но все равно порождал червей. Когда из расплывающегося пятна крови проросли новые красные тюльпаны, кто-то плеснул на них масла.

Гокберк выпустил в него стрелу, и загорелась вся лужица, черви пронзительно завопили.

Пока все смотрели на горящий песок, я закрыла руку рукавом. Гокберк, Вафик, Текиш, Эльнура и остальные воины с открытыми ртами глазели на происходящее.

– Это знак. В тебе и впрямь течет кровь Хисти. – Вафик упал на колени и склонил голову. – Ты Потомок, Сира.

Все остальные были слишком ошарашены, чтобы пошевелиться. Кроме одной вороной кобылы, скакавшей ко мне.

На ней сидела Лунара. И она улыбалась.

– Сира – Потомок! – громогласно провозгласил Гокберк. – Хвала Лат! Она дала нам верный знак!

Все стали хлопать по ляжкам и улюлюкать. Они забормотали: «Сира – Потомок!» и «Хвала Лат!»

Я подняла голову и увидела летящие над нашими головами пушечные ядра. Мне надо было успокоить орду. Чтобы воины сосредоточились только на самом важном. Я подняла окровавленную руку.

– Рано праздновать! – Взгляд затуманился слезами. Так приятно наконец-то обрести признание. А может, даже любовь. – Сначала надо победить. Сражайтесь и не волнуйтесь насчет награды в этом мире. Думайте о доме в раю, который заработаете своим рвением в священной битве.

Раздался боевой клич. Командиры поскакали перед воинами, вдохновляя их дать отпор Бабуру.

Я надеялась, что этого хватит. Надеялась, что они принесут нам победу. Но было бы глупо надеяться только на них. Теперь, когда Лунара вернулась, где бы она ни пропадала, я поняла, как мы можем обеспечить победу.

– Хулители святых! – выкрикнула я. – Вы лучшие воины Потомков! Острие нашего святого копья! Следуйте за мной, и я покажу вам путь к сердцу врага!

Лишь один путь мог привести к Бабуру так, чтобы застать его врасплох. Путь через Лабиринт. Только Лунара могла провести нас через него.

– Гокберк. Текиш, – сказала я.

Гокберк прискакал ко мне и склонил голову. Он не смотрел мне в глаза, и я чуяла его стыд.

– Да, сул…

– Можешь по-прежнему называть меня султаншей, – улыбнулась я. – Дорогой брат, ты должен остаться в лагере и удержать его.

Текиш тоже приблизился и тоже со склоненной головой, хотя и встретился со мной взглядом.

– И ты тоже, Текиш. Вы оба соберете свои племена и будете сражаться за лагерь.

Но разве не лучше было бы, если они не удержат лагерь? Даже если мы ударим по Бабуру с тыла, его стремительные сирдары успеют развернуться и контратаковать.

Я щелкнула пальцами.

– Хотя я тут подумала… Прикажите своим командирам притвориться, будто они отступают. Впустите врагов в лагерь.

– Тогда надо увести семьи, – сказал Текиш.

В таком случае маневр будет слишком очевиден.

– Вы мне верите? – спросила я, понизив голос.

Гокберк склонил голову еще ниже.

– Без сомнений, султанша. Мы выполним любой твой приказ.

До чего ж приятная перемена тона. Может, я даже не убью Гокберка после сражения.

– Наши племена слишком часто используют тактику ложного отступления. Это уже не станет неожиданностью. Но если мы оставим лагерь уязвимым, оставим в нем семьи, враги поверят, что мы удираем. И будут уверены в победе… – Я засмеялась. Идеальный план. – Именно в этот момент они и проиграют.

40

Кева

Стоя перед входом в храм, я молился, чтобы Эше удалось привести Базиля. Солнце, вероятно, уже садилось, хотя неба я почти не видел – его закрывал стоящий над нами обсидиановый ангел.

Геракон тем временем беседовал с Амросом.

– На него произвело впечатление, как ты владеешь саблей, – пояснил мне Амрос. – Хотя я считаю, что ты воспользовался своим преимуществом.

Я обернулся к нему.

– Мы, янычары, владеем любым оружием, будь то каменное, железное или ангельское.

Амросу потребовалось время, чтобы объяснить, кто такие янычары.

Геракон потер выточенный из камня подбородок.

– Ты произносишь это так гордо. Но что почетного в том, чтобы быть рабом?

– Тебе не понять.

– Я тоже был рабом. Сначала хозяева заставляли меня драться в ямах. Когда я всех там убил, мне оказали честь, позволив и дальше убивать людей, но теперь в колизее. Ничего достойного в этом не было. Государь Базиль спас меня от такой участи. Возвысил до нынешнего положения. – Геракон указал на храм. – Если твой шах хоть пальцем тронул моего государя, пощады не будет.

– Будем надеяться, что этого не случилось.

Через полчаса Эше вышел с суровым видом.

Он довольно долго говорил с Гераконом на крестейском, предоставив мне томиться в ожидании.

Потом Эше обернулся ко мне.

– Апостолы согласились поставить маленький храм в честь сына Зедры. Сын Базиля Доран убил лечившего его целителя. А потом написал на стене кровавую руну, и они вдвоем исчезли в запретной части святилища. Кярс и Като считают это предательством и поэтому отказываются говорить с крестейцами.

Под храмом расположены Врата. Может, ангелы с самого начала хотели, чтобы Базиль добрался туда?

– Я мало что знаю про кровавые руны. Тем не менее я должен защитить Врата.

– Предоставь это мне. Я остановлю их, что бы они ни задумали. Свою жизнь и жизни всех в этом храме я доверяю тебе. – Он склонился ко мне поближе и прошептал: – Сделай что угодно, но не дай крестейцам штурмовать храм и всех перерезать.

Колдовство Эше могло