Шрифт:
Закладка:
Мы не стали терять времени. Я зажал рану, чтобы не оставлять на земле кровавые следы, и последовал за Эше в расщелину между крутыми скалами.
Как только мы прошли, нас заметили солдаты из-за поворота соседней улицы. Вместо того чтобы побежать к нам, они отступили, скрывшись из виду.
Краем глаза я заметил, как здоровенный крестеец с шипастым копьем целится в мою рану. Я повернулся как раз вовремя, и его железо разлетелось на куски, ударившись о мои доспехи. Я всадил Черную розу ему в живот под хлюпанье крови и внутренностей. Времени смотреть, как он умирает, не было – крестейцы атаковали со всех сторон топорами, копьями и мечами. Я сокрушал их оружие черным клинком, а затем точными ударами лишал их жизни.
Солдаты, стоявшие дальше, опустились на колени. В их налитых кровью глазах читалась беспомощность. В глубине души мне хотелось, чтобы они напали и я мог отправить в ад побольше крестейцев.
– Сюда! – крикнул Эше от входа в пещеру.
Солдаты смотрели, как я иду в пещеру. Просто еще одна усыпальница, в которой я никогда не был. Гробницу окружала металлическая клетка, погнутая и сломанная. Зеленый саван святого покрывали странные увядшие цветы.
На другой стороне усыпальницы, рядом с кучей ковров, лежали тела крестейцев, засыпанные серыми лепестками и пепельными стеблями. Все помещение воняло гнилыми внутренностями. Я закашлялся и подавил рвотные позывы.
– Пойдем, – окликнул меня Эше, стоявший у входа в соседнее помещение.
Под сапогами что-то хрустнуло. Молитвенные четки. Напоминание, что когда-то это было святое место. Наше святое место, оскверненное Сирой, крестейцами и ангелами. Что бы ни случилось со мной, эта земля ценнее моей крови. Даже одна крупица земли Зелтурии.
Раздался боевой клич, и я проткнул крестейца, выбежавшего из задней комнаты. Кровь из его рта залила мой нагрудник. Крестеец рухнул на пол, дергаясь и давясь пеной. Я вонзил клинок в его шлем, чтобы прекратить мучения.
Со стороны входа нахлынула целая стена крестейцев. Эше взмахнул ятаганом, и лед ударил тех, кто находился впереди. Они закричали от ужаса, глядя, как из их тел прорастают сосульки.
С другого входа вбежали новые крестейцы. Они бросились на нас с копьями, их крики эхом разносились по пещере. Я начал всех рубить. Плоть и кровь залили стены пещеры, а воздух наполнился криками.
Я рубил, замахивался, крушил железо, резал плоть. Передо мной росла куча тел. Крестейцы карабкались на своих мертвецов, чтобы добраться до моей раны, но я не поворачивался к ним спиной.
Я задыхался. Взмахи руки замедлились, будто клинок стал вдвое тяжелее. Правая рука дрожала, и тогда я переложил ятаган в левую и убил всех, кого мог. Эше замораживал тех, кто задерживался у входа, отрезав второй проход стеной заледеневших тел.
– За мной! – крикнул он.
Мы рванули в темную глубину. Эше что-то пробормотал, и кровавая руна на его клинке засветилась белым. Мы бежали мимо крутых поворотов, а позади грохотали сапоги крестейцев. Видимо, ледяные тела оказались недостаточной преградой.
В конце концов мы оказались в тупике. Эше приподнял пыльный ковер, открыв кровавую руну, что-то пробормотал, и она засветилась красным. На месте руны образовалась большая дыра. Эше прыгнул в нее, и я последовал его примеру.
Мы приземлились в неглубокой пещере. Отверстие снова превратилось в камень, прямо перед тем, как сверху послышался топот крестейцев.
– Ляг на живот, – прошептал Эше. – Я тебя исцелю.
Я повиновался. Эше прислонил излучавший молочный свет ятаган к стене. Помещение заполняли стопки книг, переплетенных в дерево или кожу.
Эше положил сверток с мертвым ребенком на пол, вынул маленький флакон, опустил в него палец и что-то написал на моей окровавленной спине.
Через пару минут резкая боль превратилась в ноющую, дышать стало легче. Тело наполнилось спокойствием.
Я лежал на животе, пристроив голову на камень.
– Спасибо, – прошептал я. – Но наши дела все равно плохи.
– Кстати, о плохих делах. Что это за штука там в небе?
– Ты не хочешь это знать, Эше.
– Плевать, чего я хочу. Ты видишь невидимое, так что расскажи.
Мешки под его глазами были такие большие и красные. Его уже тяготило слишком многое. Но в этом мы были похожи.
– Восьминогий ангел по имени Малак.
Эше ударил кулаком в землю.
– Тсс, – прошептал я. – Над нами крестейцы.
– Это они послали мне откровение. Они заставили меня принести в жертву ребенка.
– О чем ты?
Его глаза увлажнились.
– Должно быть, Малак… все это время рос в кровавом тумане. И когда вырос, кровавая чума им больше не требовалась. Поэтому они показали мне, как исцелить ее.
– Кто «они»?
– Не знаю. Существа, вызвавшие все это.
Я взглянул на тряпичный сверток.
– Так это… ребенок Марота и Зедры?
– Он заслуживает подобающей усыпальницы, – всхлипнул Эше. – Его должны помнить. Он должен стать святым.
– Может, лучше, чтобы никто не помнил. Может, эта дыра для него – самое подходящее место.
– Нет. Его должны чествовать! Он спас город!
– Тсс…
Над нами грохотали шаги. Не время обсуждать чувство вины Эше.
Сверху донесся голос Амроса. Он что-то сказал по-крестейски своим спутникам.
– Проклятье. – Эше потер покрасневшие глаза. – Они меня слышали. Он попросил принести кирки и лопаты.
Они пробьют тонкий потолок за несколько минут. Наши жизни вот-вот оборвутся.
Но зачем императору Базилю, заключившему союз с шахом Кярсом, приказывать своим людям убить меня? Возможно, отчасти Амрос сказал правду. Базиль исчез, а тот, кто командует крестейцами, хочет сразиться с Кярсом.
И тут я понял: им нужны мои доспехи и клинок, чтобы с их помощью победить гулямов, проникнуть в храм и найти Базиля. Затем они могли бы отдать головы Кярса и Като Сире и покинуть Зелтурию. Придя сюда, я попал прямо в их ловушку.
Но поскольку за южным проходом Бабур воевал с Сирой, судьба крестейцев находилась в большей опасности, чем они предполагали.
– Что станет с крестейцами, зависит от того, кто победит, Сира или Бабур, – сказал я. – Бабур всех убьет или возьмет в рабство, это несомненно. Но если победит Сира… – Что делала здесь Селена? Собиралась заключить сделку между Сирой и крестейцами? Позволит ли это Сире войти в Зелтурию и может ли привести к тому, что крестейцы будут сражаться вместе с ней против Бабура? – Предводитель крестейцев, кем бы он ни был,