женщина, но… он слишком долго раздумывал: стоит ли приблизить ее к себе или оставить все как есть. В итоге – опоздал.

Он сам не ожидал, что ее известие о беременности причинит боль. Она свободный человек, она имеет право поступать так, как считает нужным. А потом Полина Воскресенская вышла замуж, сменила фамилию и стала носить обручальное кольцо.

И тогда пришло понимание, что весь последний год он приглядывал эту женщину для себя, но был слишком уверен в том, что она никуда не денется. Это была большая ошибка, а теперь уже поздно.

Свешников увидел Полину издалека. Она тяжело поднималась со скамьи, поддерживаемая мужем. Тем самым профессором, курирующим Отрадное. Свешников должен был признать, что смотрелись они вместе очень трогательно. Только вот видеть ему это не слишком хотелось. Тем не менее правила хорошего тона и элементарная воспитанность требовали иного.

– Добрый день, – приветствовал Свешников пару.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Здравствуйте, Павел Сергеевич. – Полина оперлась о руку мужа. – Элизабет Джонсон уже здесь, хозяйка буфета тоже, прибыли продавцы буфета. Они же, получается, дальние родственники Элизабет.

– Их познакомили, – вступил в беседу Шевцов, – надо сказать, все получилось довольно доброжелательно и легко. В принципе, мы можем начинать.

– Хорошо, – Свешников посмотрел на часы. – Давайте минут через десять-пятнадцать, мне надо еще переговорить с директором усадьбы.

Он смотрел на них двоих и понимал, что в банк Полина уже не вернется. Вряд ли она согласится работать в прежнем ритме с учетом маленького ребенка.

Что же… всему на свете приходит конец. И это надо принять.

В директорской было пусто, только в комнате секретаря хозяйничала эффектная брюнетка, совершенно на секретаря не похожая. Она делала себе кофе.

– Добрый день, – поздоровался Свешников, – вы не подскажете, где мне найти Галину Ивановну?

– Увы, нет, – ответила брюнетка и предложила: – Хотите кофе?

Свешников кофе не хотел, вернее, на кофе не было времени, скоро открытие, но почему-то сказал:

– Хочу.

– Сделаем, – улыбнулась незнакомка. – Я уже разобралась с этой кофемашиной. Эспрессо, американо, капучино?

– Эспрессо.

– Так я и думала.

– А о чем еще вы думали?

– Кто вы. – Она повернулась к кофемашине, поставила чистую чашку и нажала на кнопку. – Здесь сегодня нет лишних людей.

– И что говорит ваша интуиция?

– Моя интуиция говорит, что вы кто-то очень важный. – Она вручила ему чашку с эспрессо, а потом представилась: – Надежда, хозяйка буфета, в котором нашли судьбоносные письма. Можно просто Надин.

– Я немного помог с финансами. – Свешников сделал глоток. – И правда хороший кофе.

8

– Ну вот, а ты боялась, моя мама – милейший человек.

Дан куда-то уверенно вел Женю.

– Нам надо найти Ариадну с Марком и не опоздать на открытие, и вообще, мы далеко направляемся?

– Ты до сих пор не догадалась?

– Нет.

– Тогда просто иди за мной.

Вскоре они оказались на лиственничной аллее. Там, где впервые поцеловались. И были здесь совершенно одни.

Деревья вокруг стояли высокие-высокие, уходящие верхушками в небо, а сама аллея была немного заброшенная. Она находилась на краю усадьбы, и здесь еще не успели ничего благоустроить. Нетронутый уголок прошлого.

Сразу вспомнился солнечный осенний день и их первый приезд в Отрадное.

– Скажи, ты уже тогда знал, что у нас все получится? – спросила Женя.

– Не знал, но верил, – Дан провел пальцем по ее щеке. – Не мог же я упустить девчонку, которая так лихо гоняет на машине.

Он наклонился и коснулся губ Жени, а после того, как она ответила на это прикосновение, заметил:

– Ты определенно стала целоваться гораздо лучше.

– Зато ты, как мне кажется, подрастерял квалификацию. Придется попрактиковаться.

И Женя, закинув руки на шею Дану, подставила свои губы:

– Приступай.

– Вот вы где, а мы уж думали, что потерялись по дороге.

Уединение было нарушено. Повернув головы на голос, Женя с Даном увидели своих друзей.

– Честно говоря, мы немного заблудились, – призналась Ариадна, – а все, кажется, уже началось.

Дан глянул на часы:

– И правда началось, тогда нам надо возвращаться.

К площадке перед главным домом они вышли, уже когда были произнесены первые торжественные речи и перед микрофоном стояла гостья из Америки в нарядных крупных бусах. Она говорила по-английски, а находившийся тут же переводчик переводил ее слова.

– Моя мама Ирина считала себя наполовину русской, наполовину француженкой, она так и не смогла полюбить Америку, она говорила по-русски и всегда мечтала побывать в России. Ей это удалось, когда американский театр приехал к вам с гастролями. Мама до конца своей жизни вспоминала те гастроли и Санкт-Петербург. К сожалению, ей не удалось встретиться со своей тетей, но тетя была на спектакле и видела мою маму. У них просто не получилось встретиться. А потом тетя умерла, и связь прервалась. Сегодня же я познакомилась со своими русскими родственниками, снова эту связь наладив, и я очень счастлива.

Элизабет Джонсон сделала перерыв, открыла дамскую сумку, висевшую на ее плече, и вынула оттуда какую-то крошечную коробочку.

– В нашей семье никогда не забывались корни. Эта вещь когда-то принадлежала моей матери, а до нее бабушке Ольге, а до нее – ее предкам. Это табакерка. Я думала, что передам ее своим детям, но поняла, что самое правильное – вернуть эту вещь в ее дом, в родовое поместье Черкасских.

Табакерка

Дом спад. Ольга слушала тишину и прощалась. Отцу и матери казалось, что завтра будет обычный День. Но Ольга знала, что эта ночь навсегда отделит прошлое от настоящего. Утром она уезжает сестрой милосердия на фронт. Будет искать Гору. Пусть это кому-то покажется сумасбродством, но Ольга была уверена, что найдет его. Обязательно найдет!

Сначала, когда в газете напечатали его имя среди без вести пропавших, Оля долго и отчаянно рыдала. Она не верила. Гора, милый Гора, этого не может быть. Потом она поняла, что «без вести пропал» – это не «погиб». Значит, есть надежда, значит, надо или ждать, или искать. Ждать больше Оля не могла. Она каждый День ждала, ища его лицо среди прибывающих в госпиталь со страшными ранениями. Их было много. Господи, как много их было! Еще совсем недавно нежная княжна Ольга Мефодьевна Черкасская падала в обморок от одного вида крови. Сейчас она ассистировала на операциях.

Мама только поджимала губы:

– Я, конечно, понимаю, дорогая, что ты хочешь быть полезной, но можно, как все мы, устраивать благотворительные вечера и аукционы…

– Боюсь, я слишком устаю в госпитале, чтобы приниматьучастие в аукционах, – отвечала Ольга.

Она знала, что была резка и непочтительна, но ничего не могла с