Шрифт:
Закладка:
А теперь вот Гора пропал. Ольга знала, что завтра на фронт идет медицинский состав. Хирурги, врачи, сестры милосердия. Она сумеет пробраться незамеченной, она все продумала и одежду приготовила, а когда хватятся да распознают – поздно будет. Состав никто не остановит. И пусть никто ей не верит, пусть, Оля знала, что сумеет найти любимого. Если кто и сумеет, то только она.
Дом спал, вещи собраны, через несколько часов она незаметно выскользнет через черный вход. Только вот… хотелось что-то взять с собой на память о доме. Взгляд упал на крошечную табакерку. Табакерка была недорогой, без инкрустаций и камней. Ее украшала скромная эмаль – белые лилии. Но почему-то именно она всегда привлекала внимание Оли. В юности она даже привезла табакерку из Отрадного, присвоив. Хранила в ней первые записки от Горы. Они и сейчас внутри. Место и время встречи. Гора все понимал, понимал лучше ее. Знал, что пожениться им никто не даст. Их удел – тайные свидания и ворованные поцелуи.
Может быть. А может, и нет. Ольга взяла табакерку с записками и положила ее в заранее приготовленный дорожный саквояж. Память о Горе. Память о доме.
Эпилог
У «Беранже» опять было занято, поэтому они сидели за столиком на крыше своего отеля и любовались вечерним Петербургом. Внизу Невский и питерские дворы-колодцы. И ветер. Совершенно морской. Официант предложил Жене плед, она укуталась им по шею и медленно потягивала красное вино из большого пузатого бокала.
Хорошее завершение хорошего дня.
Они приехали сюда в полдень, город традиционно встретил дождем, но потом смилостивился, показал солнце и позволил своим гостям прогуляться по улицам без зонта. И даже прокатиться на экскурсионном катере по рекам и каналам, проплыть по широкой Неве и послушать рассказы экскурсовода. Хотя слушала Женя невнимательно. Ей нравилось просто кататься на катере вместе с Даном, смотреть по сторонам, восторгаться красотой особняков и ощущать полную свободу и беззаботность. Этого в жизни порой так не хватает.
Следуя порыву, она вынула телефон и сделала селфи с Даном, а потом отправила кадр Ариадне, почти моментально получив зеркальное фото. Только из Рязани. Подруга на выходные поехала к отцу. Поехала вдвоем с Марком. И, судя по сообщениям Ариадны, мужчины друг другу понравились, сойдясь на почве любви к футболу и машинам.
Ариадна: У нас намечаются шашлыки.
Женя: У нас поход в «Беранже».
Но с «Беранже» снова не повезло, однако они забронировали столик на завтра на два часа дня, потому что в семь вечера уже поезд обратно. Выходные пролетают быстро, а в понедельник всех ждет работа.
У Дана очередной проект, у Жени тренировки.
А пока они сидели на крыше, пили вино с сыром и виноградом и наслаждались вечером.
– Там есть белый рояль, – говорила Женя, вспоминая «Беранже», – но я не уверена, что тебе разрешат на нем поиграть.
– А мне больше и не надо. Свою девчонку я уже нашел.
– Так ты не подрабатывал, а искал девчонку?
Дан засмеялся:
– Я совмещал приятное с полезным.
– Мне звонил Циммерман, – сказала Женя, разглядывая вино в бокале.
– Что он хотел?
В последний раз они виделись со Львом Циммерманом на открытии Отрадного. Продюсер был впечатлен усадьбой и сказал Жене, что идея сделать спектакль в духе XVIII века его заинтересовала. Надо только написать хороший сценарий, а потом заняться музыкой. Дело это, конечно, не быстрое, но главное – начать.
А потом их прервали – подошла какая-то девица и представилась пресс-секретарем банка, начала восхищаться гением Циммермана, попросила с ним фото и отодвинула Женю. Впрочем, фото делала Женя, поэтому девице пришлось обратить на нее свое внимание и заметить, что обе они в одинаковых платьях. Женю данный факт повеселил – надо же! А вот пресс-секретарь была явно недовольна и остаток дня старалась рядом с Женей не появляться – обходила ее стороной.
Дан забавлялся этой ситуацией и шептал Жене на ухо:
– Ты выиграла, ведьмочка.
– Ты так считаешь?
– Конечно. Ведь это не ты от нее бегаешь, а она от тебя.
И хотя в тот день на начало торжественной части они опоздали, все же успели увидеть главное – передачу старинной табакерки и нескольких писем, полученных дедом Элизабет из России. Образовалось небольшое собрание двухсторонней переписки. Профессор Шевцов сказал, что такие материалы достойны отдельной экспозиции в музее.
Полина не стала дожидаться окончания праздника. Чуть позже Дан отвез ее в гостиницу отдохнуть и оставил под присмотром тети Нонны. Жене понравилась эта живая и эмоциональная женщина, все время сокрушавшаяся, что Дан так и не стал музыкантом.
– Музыкантом ладно, – сказала по дороге домой Женя, – ты не стал шеф-поваром.
Он в ответ лишь посмеивался.
А через месяц им всем пришлось сильно поволноваться. У Полины раньше времени начались роды, ребенок родился недоношенным, но угрозы для жизни ни ему, ни матери не было. Повезло, что, когда все началось, Дан находился у мамы и сразу же позвонил отцу. Скорая прибыла через несколько минут и отвезла Полину в хорошую клинику с квалифицированными врачами. Туда же вскоре прибыл и Шевцов, который участвовал в конференции, посвященной сохранению архитектурных памятников Москвы. Дан позвонил и ему.
Женя сидела дома, гипнотизировала взглядом телефон и очень волновалась. Выдохнула лишь тогда, когда Дан позвонил и сказал, что все в порядке, мальчик.
Шевцова в тот вечер он привез к ним. На профессоре лица не было, хотя он старался держаться. И Женя слышала, как в соседней комнате Дан говорил по телефону отцу:
– Спасибо, папа.
Она никогда не спрашивала Дана о взаимоотношениях его родителей. Знала только, что они в разводе и он любит обоих. Но недели через две, когда переживания улеглись, и молодую маму с новорожденным, набравшим вес сыном выписали, Дан пришел домой, молча открыл начатую бутылку коньяка, плеснул в бокал янтарной жидкости и долго смотрел в окно, прежде чем сделать первый глоток.
– Что-то случилось? – Женя тихо подошла и коснулась ладонью его спины.
– Да. После развода моя мама много лет не общалась с отцом, так получилось. А сегодня она набрала его номер, и они впервые поговорили. Я так долго этого ждал.
Тогда Женя поняла, какую боль он носил в себе все это время, оставаясь в глубине
