Нона летела, вытянув руки, и ударила мужчину в лицо обоими кулаками. Ее шестидюймовые дефект-клинки, торчащие из костяшек пальцев, дали ей необходимую опору, чтобы поставить ноги ему на плечи. Не останавливаясь, она освободила лезвия и прыгнула дальше. Меч зашипел в ее сторону, когда она пролетала над последним из солдат. Ей удалось сильно махнуть руками перед собой, когда клинок перерезал ей путь. Последовал мгновенный контакт, яркий металлический звук, и она упала на землю, кувыркаясь по каменистому склону; вокруг нее, звеня, падали части аккуратно разрезанного длинного клинка.

Нона упала с Пути в тот же миг, как ударилась о землю. Удар о грубый камень мог сломать кости или, по крайней мере, разорвать плоть, и оставить ее слишком раненой, чтобы сражаться. Вместо этого, окутанная силой Пути, Нона оставила за собой канал из разбитого камня и, перекатившись на ноги, присела в боевой стойке. Она не знала, сколько шагов прошла по Пути, но их было много, и с каждым шагом внутри нее нарастала энергия. После десятого или двенадцатого Нона заметила, что энергия покидает ее, и что каждый новый шаг наращивает ее резервы немного медленнее, чем предыдущий, но все же это накопление было неумолимым и волнующим. И это было настолько великолепное чувство, что, если бы она не упала, никогда не покинула бы Путь добровольно.

Сидя на корточках — солдаты поворачивались, пытаясь ее увидеть, — Нона поняла, что столкновение с землей спасло ей жизнь. Даже сейчас она боролась с тем, что дал ей Путь. Его сырая энергия дымом выходила из ее кожи. Скала вокруг нее задрожала, и выбитые ею при падении осколки камней начали подниматься с земли, медленно вращаясь.

Нона открыла рот, и крик, который вырвался из него, был больше, чем ее тело, — он, как молот, ударил по скале, срубил солдат, которые начали падать, как пшеница, срезанная косой, загремел прочь по каждому оврагу, достиг далеких стен Хребта и эхом вернулся назад. Крик разорвал ее легкие и горло, разбрызгав ярко-алую кровь по камням перед ней. Нона чувствовала, как распадается на осколки, каждый из которых был ее образом, пойманным временем, когда сила, которую она изо всех сил пыталась сдержать, вибрировала сквозь материю реальности.

Ара была разбита на три части энергией Пути, которую она использовала в тот день, когда в монастырь пришел Зоул. Но она сражалась и вновь стала целой. Нона встала, состоя из девяти частей — некоторые были захвачены в тот момент, когда она упала на скалу, другие держались вокруг нее, некоторые просто поднимались на корточки, другие вставали на ноги.

В тот самый момент, когда заимствованная сила Ноны угрожала разбросать ее по склону, что-то ударило ее в грудь. Ее пронзило холодное, сосущее что-то, голодная пустота, высосавшая часть того, что она приняла.

Нона знала, что за один удар сердца ее тела разорвется на части и каждая частичка умчится прочь, оторванная энергией Пути. Ей нужно было собрать себя в единое целое, найти общую нить, которая свяжет их вместе. Все, о чем она могла подумать, все, что заполнило ее сознание, когда она смотрела на солдата, с которого спрыгнула, все еще падающего, с разбитой головой — жажда убить остальных.

Этого хватило.

С треском, словно какая-то глубокая кость встала на место, Нона оказалась целой, овладела энергией Пути и вплела ее в плоть, укрепляя и бронируя свое тело. Камни висевшие в воздухе вокруг нее, начали падать.

Нона рванула рясу на груди, где холод каким-то образом пронзал ее вновь обретенную силу. Ряса порвалось, и амулет Йишт выпал из разорванного внутреннего кармана. Нона отбросила его, прежде чем железный сигил смог выпить еще немного ее силы.

Она замедлила вращение мира, глубже погружаясь в то мгновение, в котором находилась. Падающие камни, казалось, ползли к земле, и когда она бросилась на высокого воина с топором, стоявшего ближе всех к ней, она пронеслась по воздуху так быстро, как никогда не летело никакое копье. Ее крик ярости заставил его начать падать, но она не дала ему времени удариться об землю.

Нона двигалась среди закованных в кольчуги тел своих врагов, вращаясь и раскачиваясь, открывая ужасные раны везде, где касались ее руки. Щиты и кольчуги не оказывали сопротивления ее клинкам. С Путь-силой, заключенной в ее мускулах и костях, хорошо направленный удар мог раздробить бедро взрослого мужчины через его броню. Ее кровь пела от насилия. Нырнув под взмах меча, она вцепилась в колено женщины и бросилась на самого крупного из них, семифутового воина, крупного и мускулистого. Нона запрыгнула на него. Удар, который она нанесла ему в горло, был настолько силен, что ее рука прошла сквозь его шею, разбрызгивая мелкие кости позвоночника в малиновые брызги.

Красная работа убийства продолжалась. В какой-то момент Нона вытащила из-за пояса стрелу и воткнула ее в глаз человека, который стрелял в нее. Нона так долго скрывала свою тайну, так долго старалась быть... нормальной, но правда лежала вокруг нее в багровых дугах крови, написанных на камнях. Она пришла в Сладкое Милосердие, заклейменная именем «убийца», которой стала, придя в Калтесс из клетки, куда, в свою очередь, попала из-за первой резни, учененной ею. Но еще до этого деревенские дети видели ее такой, какая она есть, — лисой среди кур. «Биллем Смитсон пытался причинить мне боль, – сказала она. – Это было внутри него». Ей, должно быть, было всего три или четыре года.

Она увернулась от ленивого спуска двух мечей и удара копьем, нырнув между лесом ног, она рассекала мясо бедра, вскрывала мышцы и артерии, оставляя отметки на костях. Послушницы, монахини, сама настоятельница, все они теперь узнают, что она чудовище, бешеное животное, непригодное для общества достойных людей, святых или нет.

Топор метнулся к ней, его владелец был бледным и отчаявшимся; он скорее мог ранить друга, чем достичь Ноны, и все же, по счастливой случайности, он поймал ее во время поворота, почти не имевшей времени отреагировать.

Ее клинки разделили рукоять на кувыркающиеся секции, через которые она и нырнула. Головка топора отлетела в сторону и ударило в грудь женщину, колено которой Нона повредила и которая все еще падала.

Люди, которые были в первых рядах банды, ворвавшейся в пещеру, вернулись к месту кровавой бойни. Помимо четверых, выскочивших на свет, только один солдат остался невредим. Все четверо остановились – опрометчивое колебание, которое позволило Ноне прыгнуть на лицо их спутника и с криком бросить его его голову на камни среди останков его товарищей.

Когда Нона подняла свою голову, с волос которой капала кровь, четверо выживших отступили на шаг. Тулар Дарлы опустился в неумелом, но сокрушительном махе, едва не обезглавив самого левого из мужчин и вонзив лезвие глубоко в его грудину. Появилась Джула, обняв за плечи следующего, крича и яростно вонзая нож ему в шею. Рули свалила еще одного, ударив камнем, который она держала двумя руками, в колено сзади.

Последний солдат бросился бежать, петляя по склонам. Нона выхватила окровавленное копье у поверженного хозяина и метнула его. Энергия пути уже улетучилась из ее рук, и копье показалось тяжелым. Но даже так оно полетело верно и ударило его между лопаток, бросив на землю.