А наши литераторы кропят творчество Достоевского розовой водицей и изображают его чуть ли не социалистом, который только и ждал Октябрьской революции. Но это же прямая фальсификация фактов. Разве не известно, что Достоевский всю жизнь каялся в своих “заблуждениях молодости” и замаливал свои грехи – участие в кружке Петрашевского? Чем замаливал? – поклепами на революцию, рьяной защитой монархии, церкви, всяческого мракобесия.

Товарищ Сталин сказал, что мы, конечно, не собираемся отказываться от Достоевского. Мы широко издавали и будем издавать его сочинения. Но наши литераторы, наша критика должны помочь читателям, особенно молодежи, правильно представлять себе, что такое Достоевский»[1092].

После такой «политинформации», как вспоминал руководитель Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Д. Т. Шепилов, «немедленно приводилась в движение “Правда”, газета Агитпропа ЦК “Культура и жизнь”, критики, издательства, театры и все соответствующие рычаги идеологического воздействия»[1093].

Так произошло и в этом конкретном случае: весь отлаженный механизм пришел в движение. Судя по хронологии, изустное высочайшее повеление Жданов получил не позднее начала 10-х чисел декабря 1947 г., и тут, говоря словами Чичикова: «Пошла писать губерния!» Фадеев, конечно же, был в курсе надвигавшихся событий, но в таких случаях он моментально оказывался на стороне руководства и даже не думал противодействовать публикациям в подведомственной ему «Литературной газете». Погромные статьи отражали точку зрения Сталина, зафиксированную Ждановым и продвигаемую Шепиловым.

Первой вышла 20 декабря в «Культуре и жизни» статья правдиста Давида Заславского. Ее громкое заглавие «Против идеализации реакционных взглядов Достоевского» уже однозначно характеризовало изменение позиции действующей власти к классику. Прошедшись по самому писателю, автор – знаменитый публицист сталинской эпохи – переходил и на здравствующих литераторов:

«Достоевский – выдающийся русский писатель, мастер художественного образа и слова. Он в то же время один из самых страстных противников социализма, революции, демократии. Это дало возможность буржуазным критикам, публицистам и литературоведам развести вокруг Достоевского злонамеренную путаницу.

Можно приветствовать каждый новый труд, разоблачающий эту путаницу и помогающий лучшему пониманию сложного и противоречивого творчества Достоевского, не приукрашивая его и не уменьшая его достоинств, не пытаясь высокой художественной формой оправдать реакционную сущность мировоззрения писателя.

Этого нельзя сказать, к сожалению, о книгах А. Долинина и В. Кирпотина. Они не только не разоблачают буржуазную путаницу, а еще больше способствуют ей. Мало того, они фальсифицируют подлинный художественный и идейный облик Достоевского, пытаясь подкрасить его “под социалиста”. ‹…›

Хорошо известно, что реакционное учение Достоевского используется и ныне врагами советского народа, врагами рабочего класса и социализма для клеветнических нападок на Советский Союз, на социалистическую культуру. Германский фашист Розенберг в Раскольникове находил разгадку пресловутой “загадочной русской души”. Он клеветал на русский народ как на народ Раскольниковых.

Достоевский – духовный отец двурушничества. Не удивительно, что реакционные стороны его творчества были одним из источников, питавших двурушников и предателей.

Вся зарубежная реакция, все проповедники упадочничества, разложения, политической мертвечины, все мистики разных толков в реакционных страницах Достоевского ищут и находят оправдание для своей подлой работы, предательства и провокации. Советская литература призвана вести непримиримую борьбу со всеми попытками заразить общественность гнилостными продуктами идейно-политического разложения и маразма. Нет ничего вреднее желания навести розовый глянец на реакционный облик Достоевского. Его мировоззрение глубоко враждебно марксизму-ленинизму, социалистической демократии, отличительной чертой которых является оптимизм, вера в человека-труженика, человека-мыслителя, человека-творца. Марксизм-ленинизм клеймит и преследует реакционную проповедь аморальности. Борьба за социализм создает высокую этику душевной чистоты, цельности и благородства»[1094].

Статья Ермилова в «Литературной газете», озаглавленная «Ф. М. Достоевский и наша критика», была лишь немного мягче, но заканчивалась словами:

«Всем нашим исследователям и критикам, работавшим над творчеством Достоевского, необходимо многое пересмотреть в своих оценках, отказаться от либерального сахарина, чтобы продвинуть вперед марксистско-ленинское изучение сложного, противоречивого, крупного писателя, поставившего немало острых социальных проблем, в том числе проблему “углов”, трущоб, язв капиталистического города, – но поставившего эти проблемы неверно, на основе ложной, реакционной идеологии и субъективно-психологического художественного метода, порывавшего с рядом важнейших реалистических традиций русской литературы.

Критика и самокритика прежних работ о Достоевском необходима в свете реальной социальной практики сегодняшнего дня, когда творчество Достоевского особенно активно служит на потребу мировой реакции.

Суровая, беспощадная критика всего неправильного, традиционно-“либерального” в оценке Достоевского – насущная задача нашего литературоведения»[1095].

Вскоре, 3 января наступившего 1948 г., в той же «Литературной газете» была напечатана статья «Апологеты реакционных идей Достоевского»; она ввергает в водоворот событий других литературоведов – Б. В. Томашевского и А. Л. Слонимского. Сперва автор расправляется с Томашевским:

«…От изданий сочинения Достоевского, в особенности массовых, мы вправе требовать не только высокого уровня текстологической работы, но и критического освещения наследия великого писателя, правильного, научного истолкования его творчества. К сожалению, последние издания произведений Достоевского совершенно не отвечают этому требованию.

Перед нами вышедший в конце 1947 года в Гослитиздате однотомник сочинений Достоевского[1096]. Предисловия в этой книге нет, в ней имеются лишь краткие примечания Б. В. Томашевского. Написаны эти примечания в духе того претенциозного и, к счастью, уже отживающего академического объективизма, при котором автор не только боится современности, но даже по отношению к идейной борьбе прошлого остерегается высказать свою точку зрения»[1097].

А затем переходит к Слонимскому:

«Еще более грубую ошибку, чем Гослитиздат, допустил Детгиз, напечатав в “Библиотечке школьника” отрывки из “Братьев Карамазовых” под названием “Мальчики”.

Порочна уже самая попытка дать юному читателю фрагменты из этого романа. Разговоры мальчиков совершенно непонятны, если читатель не имеет представления об основных идейных и сюжетных коллизиях романа и его центральных образах.

Разумеется, что сущность романа явно недоступна читателям Детгиза. Тем не менее, А. Слонимский в предисловии пытается сообщить школьнику недостающие ему сведения о романе и об Алеше Карамазове. ‹…› Издание Детгиза следует признать идейно вредным»[1098].

Неудивительно, что для всех поименованных в центральной прессе «идеологических слепцов» эта локальная кампания начала приносить вполне ощутимые неприятности. Наибольшие достались главному виновнику – критику Кирпотину, который подвергался обстрелу из всех орудий. В начале февраля 1948 г. его идеологически порочные книги были вынесены на публичное обсуждение открытого партийного собрания Института мировой литературы. Отчет об этом собрании опубликовала 11 февраля «Литературная газета»:

«Несколько дней тому назад в Институте мировой литературы на открытом партийном собрании состоялось обсуждение книг проф[ессора] В. Кирпотина “Ф. М. Достоевский” и “Молодой Достоевский”. Выступивший в начале обсуждения В. Кирпотин признал правильной критику “Культуры