С тех пор, как я живу в Англии, я занимаюсь наукой и сделал важные научные открытия, особенно в растительной физиологии. Все, что ученые говорят о питании растений – бессмысленный абсурд, равно как и многое другое из того, что они проповедуют. Я в состоянии написать об этом целую книгу. Но оставим эту книгу. Я обратился к практике. Я потрудился над веществами, на которые смотрят, как на самые величайшие нечистоты, и которые, тем не менее, Природа сделала условием воссоздания; я открыл способ обращать эти вещества в гуано, подобное перувианскому. Занимаясь этим предметом, я напал на два другие промышленные изобретения, которые могли бы принести громадную прибыль. Вы видите, я очень богат, и в некоторых отношениях – самый богатейший из людей, хотя я и один из беднейших.

Вы знаете, что здесь со мною семья, состоящая из более чем 30 человек, больших и малых. Провидение, посредством вас, послало мне два года тому назад возможность покинуть Англию (эту землю Египетскую), где бы мы непременно погибли от недостатка пропитания. Но даже и здесь, под лучшими небесами, сколько борьбы, чтобы предотвратить голод!

Виктор Гюго, у которого лишь маленькая семья, и который говорит, что должен ограничиваться 7500 фунтов годового дохода (не говоря о том, что он получает со своих сочинений), сказал мне, что считает настоящим горем лишь огорчения душевные. Это и правда, и ложь. Я очень хотел бы посмотреть, каково бы ему было, если бы, подобно мне, ему приходилось бороться с нищетой.

Мы можем воздать себе ту справедливость, что среди праздных французских изгнанников мы подавали пример труда. Трижды я открывал чтение лекций; к несчастью, для сколько-нибудь возвышенных идей нет ни голов, ни ушей в мире исключительно торгашеском, каков населяющий этот островок смешанный, наполовину французский, наполовину английский мирок. Я начал издавать большой труд, в котором от богословия я дошел бы до философии и наук; мне пришлось прервать печатание на 15-м листе. Потом я написал маленькую книжку, о которой, я полагаю, вы слыхали, и экземпляр которой я тщетно старался вам послать. Эта книжка трактовала о том предмете, о котором я только что рассказывал вам, о том законе жизни, который я назвал Круговоротом, о питании растений и о возрождении земледелия. Я получил благодарности от государственных Штатов здешней страны. Была устроена небольшая подписка, покрывшая стоимость издания. Приходилось или бросить этот важный предмет, или мне самому приняться за дело. Брат мой Жюль, у которого не было больше работы в типографии, решился обрабатывать поле с одним из моих зятьев, Фрезьером, и с помощью еще одного моего брата, Шарля, у которого уже имелась кое-какая опытность в деле земледелия и садоводства. Таким образом, мы сделали целый ряд решающих опытов. Два другие мои зятя – Люк Дезаж и Огюст Демулен – открыли в городе детскую школу, которая идет благополучно. Словом, всякий делал, что мог.

Наступает Рождество. Ныне удобный момент, чтобы арендовать немного земли, ибо та, что занимает мой брат Жюль, слишком мала даже для того, чтобы прокормить одну его семью. Я решил нанять с дюжину гектаров земли по дешевой цене, на берегу моря и вблизи от города, чтобы там зараз заниматься и земледелием, и устроить завод чернил, ваксы и гуано. У меня налицо все нужные мне рабочие, надежный и испытанный способ производства. Начало уже сделано, ибо уже теперь я изготовляю и продаю эти произведения. Мне кажется, что успех обеспечен. Здесь возделывание земли служит почти исключительно для прокормления коров, молоко которых продается в городе: значит, сбыт надежный. Таков же он и для ваксы, которую до сих пор привозили из Англии, и которую я изготовляю новым способом, и по цене несравненно меньшей, чем все, кто ее вырабатывал либо во Франции, либо в Англии. Я могу то же самое сказать и о чернилах. Что касается гуано, то сельскохозяйственное Лондонское общество предназначило премию в 25000 фр. тому, кто откроет то самое, что я нашел. Но общество это поставило условием устройство фабрики, способной доставлять этот продукт по определенной цене. Во всяком случае, в настоящую минуту нет никакого другого продукта, на который был бы и в Англии, и во Франции такой же спрос, как на перуанское гуано, и мне легко будет сбывать то подобие его, которое я изобрел.

Но проект этот, который занимает меня уже много месяцев, и для которого я все приготовил, подобен статуе Прометея – он из глины. Что нужно, чтобы в него вдохнуть пламя, или зажечь его? Немного денег. Если бы у графа Рауссе была хоть одна пушка, он, может быть, завоевал бы Мексику.

Я не обращаюсь к вам с просьбой занять для меня артиллерии в том арсенале, который «Пресса» за вами числит. Я не верю этим рекламам издателей. Я уверен, что ваши «Воспоминания» прочтут во всем мире, но вы долго еще не извлечете из них ту прибыль, которую вам приписывают. Кроме того, я знаю, как у вас много обязательств и обязанностей, и, может быть, у вас их даже больше, чем я предполагаю. Но я обращаюсь к вам с одним вопросом.

Вы знаете, что у Дезажа будет маленькое состояние, ему уже за тридцать, и у него двое детей, значит, право на это наследство за ним закреплено. За те десять лет, что он вступил со мною в сношения, отец его весьма не великодушно с ним поступал. Я, наверное, гораздо больше для него сделал, даже в материальном отношении, чем его семья. Словом, в настоящую минуту он получает от этой семьи маленькую пенсию от двух до трехсот франков в год, которая весьма плохо помогает ему существовать. Он несколько раз пытался, кажется, через посредство нашего друга Эмиля Оканта, занять у себя на родине сумму в 1000 или 1200 фр., но безуспешно.

Дезаж мог бы проставить свою подпись. С этим ручательством и с вашей помощью и кредитом разве мне невозможно было бы занять на три, четыре года несколько тысяч франков? Знаю лишь, что я заслуживал бы этой удачи за свои намерения и стойкость.

Я не хочу вновь повторять того, что было в Буссаке, который все-таки был хорошим делом, но я не хотел бы долее заставлять страдать столько человек. Если мой проект не удастся, одно неизбежно: мы будем принуждены эмигрировать в Америку. Наша молодежь толкает меня на это, но я противлюсь. Я не желал бы отправиться умирать в страну, которая представляет собой лишь