особая игра и особые, непохожие на других отношения. Память об этом клоуне вы уносите с собой, а поскольку в цирк нормальные люди больше всего ходят в детстве, то эти клоуны составляют в вашей жизни эпоху. И вы говорите: это было, когда я видел Карандаша или Костю Бермана (это я, как вы понимаете, исхожу из собственного опыта).

Но не старайтесь заглянуть им в глаза, иначе говоря, не дай вам бог приблизиться к ним на дистанцию крупного плана. Вас может ждать глубокое разочарование. Может оказаться, что этот ребенок, это дивное наивное существо на самом деле – работающий дядя, напряженно и выверенно идущий по тонкому канату своего искусства. Жизнь человеческого духа и бурлеск человеческого тела не совпадают. Лицо такого клоуна – продолжение пластики, а не зеркало души. И слово «маска», которое в нормальной цирковой лексике означает лишь сумму индивидуальных особенностей клоуна, вдруг обернется к вам своей первозданной сутью и означит способ спрятать от вас свое истинное душевное состояние. Они могут быть великими клоунами, но это не великие артисты. В частности: сниматься в кино они могут, только сохраняя цирковую маску.

Ну и, как вы понимаете, есть клоуны крупного плана. Кончили с классификацией – сразу о Никулине. К его Юрику можно было подойти вплотную, приблизиться не только до крупного, до сверхкрупного плана – одни глаза, – и вы понимали, что жить и быть клоуном для него одно и то же. Если хотите, я могу говорить о выражении его глаз в терминах пластики и о пластике его персонажа словами, которыми принято описывать только движения человеческой души. Скажем, у него наивно-простецкие руки, у него вечно неуверенно-удивленные ноги, и, наоборот: у него преувеличенные реакции, как башмаки, у него неуклюжая улыбка – словом, Юрик – это не сумма индивидуальных особенностей, а одно из состояний души Никулина, нашедшее себе полное выражение в пластике тела, в мире манежа и вообще в мире.

Всякая попытка сослаться на опыт давнего и личного знакомства с героем будет, конечно, снижением тона, но все-таки рискну. Тем более что снижение тона – это как раз стихия Никулина.

Вспомним, как высокопарно и надрывно или проникновенно и возвышенно выступали по телевидению народные артисты, приглашенные к президенту бывшего СССР на встречу с интеллигенцией. А потом очередь дошла до Никулина, директора Московского цирка.

– Не даст мне Моссовет мяса для хищников, – сказал Ю. В., – их дело. Я хищников им прямо к Моссовету привезу и выпущу – пусть питаются.

Из всех проблем культуры, поименованных в этот день, насколько я знаю, решена была единственная – эта.

Год 1986-й. Кабинет директора цирка на Цветном бульваре. Мы снимаем фильм «Прощай, старый цирк». До последнего представления остается несколько дней, дальше разрушение, расчистка и строительство будущего нового «старого» цирка на том же месте. Из кабинета голос:

– Здравствуй, мальчик! – не только мы, снимающие тут последние две недели, но и люди, входившие в этот кабинет ежедневно, не возьмутся определить, с кем говорит Ю. В. – с фронтовым товарищем, с заболевшим пеликаном или с заместителем министра культуры.

Можно войти, посмотреть на его выражение лица, употребить все новейшие достижения физиогномики – все равно не поймешь. Разве что увидишь, что не с пеликаном, поскольку – по телефону.

Бывает от природы поставленный голос, который не сфальшивит, не подведет в самой трудной оперной партии. Так вот у Никулина – от природы поставленный абсолютный демократизм – чудо не менее редкое. Помните: «и истину царям с улыбкой говорить»? Это свойство, о котором Пушкин только мечтал, а Никулин, видимо, получил от рождения. Именно свойство, а не положение в обществе. Потому что не только во времена, когда популярность Никулина уже перевалила свой пик и, пожалуй, чуть-чуть пошла вниз (а вы попробуйте быть так же популярным в роли многолетнего директора цирка, как в роли Балбеса или Юрика), не только тогда, когда в городе Ташкенте останавливались трамваи, потому что прошел «сам Никулин, живьем», как рассказывал мне режиссер фильма «Двадцать дней без войны» Алексей Герман, но и давно, 30 лет назад или еще больше, «Когда деревья были большими», а Никулин только-только начинал сниматься, – это свойство было ему присуще в той же самой мере, и я тому живой свидетель.

Кумиром был «Современник», а кумиром «Современника» был Олег Ефремов. И при всем демократизме всеобщего приятельства все, в том числе и он сам, знали и чувствовали: лидер, не зря же подпольная кличка его среди современниковской молодежи была Фюрер. Трезвый, он был напорист, логичен, взрывчат и неотразим. Выпив, мог стать неприязненно надменен и агрессивен.

«Современник» гуляет у Миши Козакова, недавно зачисленного в труппу. Среди гостей «со стороны» – Никулин с гитарой.

Что Никулин – точно, что гитара – так мне кажется, потому что поет частушки и у меня в памяти звучит какой-то аккомпанемент. Все «под газом», от стола отошли в ожидании чаю, кто-то с кем-то (воспользуюсь шолоховским выражением) «паруется» в медленном танго. Как всегда, кипит в углах высокая беседа «о доблестях, о подвигах, о славе», время от времени прерываемая хулиганскими частушками Никулина. Вдруг Олег сбрасывает с шеи руки партнерши и, набычившись, грозной походкой направляется прямо к Никулину.

– Спой мне. Персональную частушку. Ну!

И внезапная предскандальная тишина. Характер Олега Ефремова известен своей непрограммируемостью в этих ситуациях. Что его раздражило, какая укусила муха – этого не угадать. В нем гроза и готовность к разряду.

Никулин, безмятежно сидящий на ручке кресла, поднял бровь, и по его лицу, словно светящаяся реклама по карнизу арбатского почтамта, только очень быстро, протекает выражение «ты сам напросился». И Никулин поет:

Ах, Амвросим ты, Амвросим,

Мы сперва тебя возносим,

Сперва сами вознесем,

Потом сами обосрем.

Грохнули сначала мы, а через паузу и сам Олег Николаевич. Все-таки у наших кумиров с чувством юмора тогда все было в порядке.

Пустяки? Да конечно же пустяки. Но за прошедшие тридцать с лишним лет мне так много раз стольким людям хотелось спеть эту частушку. А ведь не решился. Не спел.

А теперь представьте себе Никулина с гитарой, а перед ним – ну кто хотите: Горбачев, Буш, Ельцин, Папа Римский, кто еще?.. Слышите, как он эту частушку поет? Запросто.

Вот поэтому-то он и есть великий артист Никулин, а я только и могу себе позволить, что это о нем написать.

* * *

Все это я написал и почему-то не напечатал еще при Юриной жизни, даже до его