– Нет, только радость, что мне больше не двадцать.

– Это да, – кивнул я.

– Я тебе тут кое-что принесла. – Она достала из сумки сверток и протянула его мне: – Держи.

– Ты мне и подарок купила?

– А как же. – Смутившись, Ингвиль отвела глаза.

Я открыл подарок. Это оказался серый бенеттоновский свитер из овечьей шерсти. Я посмотрел на Ингвиль, потом на свитер.

– Тебе что, не нравится? – спросила она.

– Нет, что ты, отличный, – заверил я, – но свитер – почему именно свитер?

– Подумала, что тебе нужен свитер, – сказала она, – но если не нравится, можешь поменять.

Она положила руки на колени и посмотрела на меня.

– Спасибо, – сказал я.

Я понял, она решила, будто он мне не понравился, повисло неловкое молчание, пока я не додумался надеть свитер. Но это лишь усугубило неловкость, потому что как раз свитер-то меня и смущал. Почему она его купила? Он же стоит несколько сотен крон. И это в определенной степени интимный подарок. Пластинка, книга, цветок – если уж решила что-то подарить. Но свитер?

Ингвиль встала.

– Мне пора. У меня занятия. А тебе хорошо отпраздновать!

Она скрылась на лестнице, а я взял ножницы и снова стал просматривать газеты.

Ближе к вечеру явился Ингве – поздравил меня и сказал, что денег на подарок у него, к сожалению, нет, но скоро времена изменятся и тогда он подберет мне что-нибудь стоящее.

Больше в тот день не происходило ничего. Я, как обычно, вернулся домой, как обычно, читал и слушал музыку, поболтал с мамой, она рассказала, что случилось в этот день двадцать пять лет назад. Папа не позвонил, он никогда не звонил, я подумал, что он, возможно, толком и не знает, когда мы с Ингве родились, или знает, но ему плевать, впрочем, я привык и не расстраивался, он живет своей жизнью, я – своей.

* * *

Спустя неделю состоялась вечеринка для студентов-журналистов. Ее проводили в «Углене», самом злачном баре в городе, где собирались самые отчаянные забулдыги, – очень в духе юмористов с факультета журналистики, для которых что Мадонна, что Малер. Я отправился туда ближе к вечеру, надо было проверить звук и напоследок проиграть все композиции, потому что порепетировать мы почти не успели. Снег уже лег, в Бергене похолодало, и впервые за пять лет, что я прожил здесь, на улицах царило настоящее рождественское настроение.

Мы сыграли пять каверов, в том числе «Влюблена в учителя»[26], «Material Girl», а также еще одну песню, музыку к которой написал Ингве, а слова – Марит, вокалистка.

После мы уселись за стол и стали пить пиво, которым нас угостили за выступление. Ингве знал тут многих, с того дня, как он закончил учебу, прошло всего полгода, а мне почти все лица вокруг были незнакомы, кроме Тоньи, – едва мы отыграли, она подошла поздороваться.

– Ты тоже тут? – спросила она.

– Да, – ответил я, – меня много куда приглашают на ударных играть. Особенно в Рождество – от заказов отбою нет.

Она улыбнулась.

– Ты нас не познакомишь? – встрял Ингве.

– Тонья, это Ингве, мой брат. Ингве, это Тонья со студенческого радио.

Они поздоровались, Ингве улыбнулся и, глядя ей прямо в глаза, спросил, на каком курсе она учится.

Они немного поболтали, общих тем у них с Ингве было больше, чем со мной, я поглядывал вокруг, наслаждаясь холодным пивом, не столько его легкой горчинкой, сколько таящимся в нем обещанием бурных ночей и крепнущей радости.

Тонья вернулась к своим, Ингве отхлебнул пива, поставил кружку на стол и сказал, что эта самая Тонья очень ничего.

– Ну да-а. – Я взглянул на нее.

Она болтала с каким-то парнем, но тотчас перехватила мой взгляд и улыбнулась.

Я улыбнулся в ответ.

Ингве говорил, что ищет работу и как сложно куда-то пробиться без связей, возможно, он зря потратил столько времени на учебу, лучше бы сразу на работу устроился.

– Сам-то ты так и поступил, – сказал он, – а сейчас уже пишешь для «Моргенбладет» и выступаешь на НРК. А если бы дальше учился, таких возможностей бы не было.

– Не исключено, – согласился я, – но писать рецензии на книги – не сказать что шикарная работа.

Я снова перехватил взгляд Тоньи. Она стояла в другом конце зала и улыбалась мне, а я улыбнулся ей. Ингве ничего не заметил.

– Сами рецензии, может, и нет, – продолжал он, – но если продолжишь в том же духе, твое имя будет на слуху. Тогда все станет проще. Когда у тебя будет что предъявить. А у меня только диплом и оценки.

– Все наладится, – подбодрил я его и улыбнулся.

По телу вдруг разлилась невероятная легкость. Каждый раз, когда я смотрел на Тонью, в животе щекотало. Похоже, она обладала шестым чувством, потому что как бы ни была увлечена разговором, стоило мне посмотреть на нее – и она оборачивалась. Ее друзья ничего не замечали. Ингве тоже. У нас с ней будто бы появился общий секрет. И именно поэтому она улыбалась.

Эй, ты и я – мы же теперь вместе, да? – словно говорила ее улыбка.

Ты и я? – переспрашивала моя улыбка. – Смеешься?

Нет.

Нет?

Иди сюда, и посмотрим, что получится.

Ты потрясающе выглядишь.

Ты тоже.

Ты и я?

Да.

Да?

Подойди – и увидишь.

– Ты с чего это все улыбаешься? – спросил Ингве.

– Да ни с чего, – отмахнулся я, – просто настроение хорошее. Сыграли неплохо, да и вообще.

– Это точно. Прикольно получилось.

Мы выпили еще пива, Ингве обошел зал, я остался один, и ко мне подошла Тонья.

– Привет, – сказала она.

– Хорошо, что ты пришла, – обрадовался я, – а то я тут никого не знаю.

– Я удивилась, когда тебя увидела. Но ты все объяснил. – Она опустила взгляд и на миг надула губы, а потом с улыбкой посмотрела на меня.

– Я надеялся тебя тут встретить, – сказал я.

– Правда? – спросила она. – Ты знал, что я на журналистике учусь?

– Да. Но больше я про тебя ничего не знаю.

– Похоже, у нас тут сведения неравномерно распределены, – пошутила она, – потому что о тебе я знаю довольно много.

Вернулся Ингве.

– Ты так похож на Карла Уве, – сказала Тонья, – я как тебя увидела, сразу поняла, что ты его брат.

Она немного постояла с нами, как и в первый раз, разговаривая в основном с Ингве, но между мной и ею будто бы протянулась невидимая нить.

– Ты же еще не уходишь? – спросила она перед тем, как вернуться к подружкам.

– Нет, – ответил я.

Она ушла, я посмотрел ей вслед. Спина прямая, шея длинная и красивая, чуть скрытая забранными в косу волосами. На