Шрифт:
Закладка:
Почти полжизни, словно куколка шелкопряда – в коконе, Мария провела в подземелье. Казалось, она привыкла и смирилась со своей участью. Но в отличие от слепой куколки Мария первую половину жизни провела на свету, и память тех далёких лет не утратилась. Больше того, она этой памятью жила. То, что Марии виделось через капсулу вышки, она до конца не воспринимала. Это походило на экран. А когда смотришь на экран, изображение не обязательно существует в действительности. Так же она относилась к метеосводкам и даже вестям, которые в последний период их затворничества приносил Кай. Ей не верилось, она не в силах была поверить, что катастрофа всё же стряслась. Это не укладывалось в сознании. Просто карма уготовила ей стать бабочкой шелкопряда и поместила в каменный кокон… И вот теперь этот кокон распался. Мария оказалась лицом к лицу с этим вновь открывшимся миром. Она всё видела собственными глазами и ощущала всё собственной кожей. И эти липкие прикосновения сажи, и эту серую, как пепел, мглу, поглотившую зелень елей и синеву небес, и эту жалкую чернильную кляксу в вышине – всё, что осталось от неба. Значит, всё это не выдумка, не иллюзия, а правда. Кокон её, Марии, распался. Карма освободила её от участи куколки шелкопряда, но света при этом не прибавилось. Потому что в кокон завернута сама Земля. Земля теперь слепая, как куколка шелкопряда, и, слепая, она несётся в космосе.
«Когда вы не можете решить: идти или не идти? – лучше не ходите. Когда задаётесь вопросом: есть или не есть? – лучше не ешьте. Когда вас мучает вопрос: умереть или не умереть? – лучше умрите». Так говорил Сид Китиносукэ, чью мудрость Мария усваивала по кодексу чести самураев. Как она корила себя, что, расставшись с Каем на Урале, не последовала последней заповеди Бусидо. Всего несколько шагов сделали они от выхода из пещеры и остановились. Тут Марию затрясло, ноги подкосились. Кай едва успел её подхватить…
Больше недели Мария опять приходила в себя. Кай, стараясь отвлечь мать от тягостных мыслей, вырезал для неё фигурки из дерева, похожие на нецке, рисовал её портреты, облачая в наряды богини Аматэрасу, а то читал стихи Лассе. Он уже не звал её на прогулку, остерегаясь пагубных эмоций. Но неожиданно Мария сама попросилась наружу. Было это после того, как Кай показал ей эскиз часовни.
Когда они вышли из пещеры, Кай взял мать под локоть. Шаг у неё оказался меленький, она семенила, точно была облачена в кимоно. Кай никак не мог приноровиться к её поступи, но локтя не отпускал. Он чуял дрожь, которая пронизывала её, – напряжение и опаска у Марии не прошли. Но при виде часовенки она явно оживилась. Мария оценила, как удачно выбрано место, как всё аккуратно разложено вокруг – и брёвна и доски; как красиво растут венцы, как ладно подогнаны связи.
– Это у тебя от прадеда, – заключила Мария. – Матушка рассказывала, он тоже храмы рубил, прадед Иван.
Известие, что Кай крестился по православному канону, не удивило и не огорчило Марию. Её вера – тихая восточная вера – принимала всё. Она даже порадовалась за Кая, что он совершил обряд. Это был поступок мужчины. О своём одобрении она поведала Флегонту, келейку которого Мария посетила вместе с Каем. Её утешило, с каким почтением и даже благоговением обращается Кай к старцу. Умилило Марию и то, что старец принимает Кая не как юнца, а как равного себе человека. Но самое поразительное Марию ждало впереди. Когда Кай уже вышел из келейки и двинулся в обратную сторону, Мария чуть задержалась у полога и спросила старца, каким он представляет себе дальнейшее. Нечто подобное она спрашивала давно, когда впервые побывала на родине матери, ещё в той, прежней жизни. Тогда Флегонт больше обращался к прошлому, кляня ошибки правителей. А теперь?
– Всё в деснице Божьей, – ответил старец, – но здесь, – он повёл рукой окрест, – здесь уповаю на него, – и, показав на удалявшегося Кая, осенил его крестным знамением.
11
Мария поправлялась. Сознание возвратилось, возвратилась и память, причём не только давняя, но и свежая. А вслед за памятью нахлынула и тревога. То, что настигло их с Каем на Урале, не исчезло и здесь.
Когда Мария окончательно пришла в себя и окрепла, Кай поделился с нею планами. Энергия накапливается в литиевых батареях. Вырабатывают её два ветряка и плотинка. Энергии уже много. Хватит на мощный направленный импульс. Он должен быть убедительным, этот импульс, он должен достичь самого сердца петафлопа. Не таран, нет. Там в Альпах мощная защита. Эти защитные каскады не миновать, если зверь сам не раскроется, сам не уберёт их. Но для этого надо заинтересовать его, чем-то привлечь, чтобы он отвлёкся, ослабил бдительность. Что может заставить его открыться, забыть об опасности? Мощный импульс из космоса. Земные всплески для того монстра не представляют интереса. Имитировать космическую информацию могут отражатели – всевозможные сателлиты. Ведь не обязательно использовать только действующие. Таким отражателем может стать Луна. Или Луна и сателлиты, чтобы сделать передачу многоходовой и более запутанной. Наконец такими отражателями могут стать планеты, хотя запаса энергии на такой вариант может и не хватить. Но дело пока не в этом. Главное – принцип. Импульс с информацией идёт из космоса. А уж на хвосте этого импульса можно занести вирус, который поразит и в конце концов разрушит систему петафлопа.
Мария поняла идею Кая. Поняла и была поражена. Он действительно повзрослел, её мальчик. Это уже мужчина, воин, стратег. Вон как широко он мыслит. Она любовалась сыном. Но глядя в горящие глаза его, не могла сдержать скорби. Эта ядовитая стрела, или, как говорит Кай, разящее копьё, будет направлена туда, где находится Бальтасар, её муж, отец Кая. Жив ли он, расчленён ли на составные, высосан ли этим монстром – он всё равно там. И, следовательно, всё, что нацелено на Альпы, так или иначе коснётся и Бальтасара и, может быть, окончательно доконает его. Разве